Сибирские огни, 1982, № 3
ные в свою землю, бились, не щадя сил, до полного разгрома захватчиков и помогали возвратиться из плена порабощенным сооте чественникам. Торжествовало правое дело, наступали счастливые дни. Древние сказания, в которых была запе чатлена душа народа, его мечты и крепкие надежды, были созвучны тревожному вре мени, когда с запада надвигалась на небо склон черная туча фашизма. Потому-то в те годы патриотический эпос всех народов нашей страны и получил широкое распрост ранение в многочисленных переводах. Чув ствовалось: впереди всех нас ждут неиз бежные, грозные испытания. Зима подходила к концу. Том сказаний Н. Улагашева был близок к завершению. За окнами звенела капель. И мы, посматривая на высокое небо, с которого весенние ветры смели рваные клочья серых облаков, все чаще и чаще заводили разговор об охо те, которой увлекались до самозабвения. К тому же от напряженной работы мы уста ли до острых приступов головной боли, и нам был необходим отдых. Хоть недельку да провести среди природы, вдали от город ских забот и тревог. На наших письменных столах среди отодвинутых бумаг уже сто яли набитые патроны. Мы разговаривали об утиных чучелах, о номерах дроби для крепких кряковых селезней и для юрких дупелей, токующих на рассвете среди мок рых кочек, и для «небесных барашков» — бекасов, любящих кувыркаться высоко в небе. Однажды, ворвавшись ко мне в необыч ное время, Евгений, захлебываясь радостью, сообщил, что он обзавелся подсадной уткой: — Крякала на весь базар!.. Теперь и чу чела не нужны. Поохотимся! Ни один се лезень мимо нее не пролетит!.. С первым рейсом парохода «Пролетарий» мы доехали до пристани возле маленькой деревеньки Бибеево, где был рыболовецкий колхоз, и рыбаки на большой лодке пере везли нас через главное русло высоко вздувшейся Оби на обширный остров Си ман, изрезанный бесчисленными озеринка- ми. Мы поселились в крохотной землянке, вырытой у обрыва к одной из проток. Пти чий гомон нетронутого охотничьего просто ра радовал нас, пробуждая надежду на добрую добычу. Скрадки устроили неподалеку друг от друга. Засели на рассвете. Высоко, вытянув длинные шеи, пролетали на север стайки шилохвостых уток, от озерка к озерку про носились со свистом крыльев чирки-сви стунки, мелькали в воздухе круглые, как комья, белобокие гоголи; страдострастно шавкая. тяжелые крякаши настигали своих молчаливых сереньких подруг. Я прислу шался: крякуха Евгения не подавала ни звука. Прошел в ту сторону, присмотрелся: выбралась подсадная на бережок, чистит перышки, отряхивается. Расстроенный охотник вырвался из скрада с хворостиной, столкнул утку на воду, но и это не подейст вовало — она молчала. Что делать? Евгений направился ко мне — утка призывно закря кала. Казалось, лучше подсадной и желать нельзя. Евгений вернулся и начал ползком проби раться к шалашу. Но утка обнаружила его и снова замолчала. Утренняя заря, обычно самая удачливая, прошла впустую. Когда вернулись к землянке, липо у моего друга было серое. — Обманули меня: нет в ней ни капли дикой крови,— огорченно бормотал он,— Домашняя. Толку нет. Хоть сейчас ее в ко тел. Но в котле уже кипели золотистые кара си, пойманные на озере сетью. После обеда мы решили пройтись по ост рову. День был на редкость тихий. Под но гами шелестела сухая трава. На полянке среди вековых ветел мы присели на валежину. Я достал крошечный манок, подул в отверстие — рассыпался лег кий писк. Прислушались: рябчики не отзы вались. Поманил еще. Впервые чуть слышно шумнула травка. Еще и еще разок. Кто-то осторожно прыгает. — Слышишь? — Слышу,— отозвался Евгений.— Но ни кого не вижу. — Горностай. Смотри на дальний пенек. Вон, вон. Приподнял голову из-за него. Предусмотрительный зверек уже переодел ся в летнюю коричневую шубку, только грудка сохраняет белизну. Да вон же он. Вон, вон. — Не вижу. Горностай услышал наш шепот — метнул ся в чащу. Пошли дальше. Перед нами новая полян ка. На нее, как по заказу, выбежал заяц, тоже в летней шубке. Встал столбиком, по смотрел в одну сторону, в другую. И, ус покоившись, присел. — Смотри — заяц перед нами! — Где? Не вижу. — Вон на чистом месте! Евгений быстро протер очки, снова надел. — Нет, не вижу. — Эй, косой! — крикнул я.— Беги! Переполошенный заяц ринулся вдоль по лянки. — Теперь вижу! — обрадовался Евгений. Невольно подумалось: «Нелегко ему сре ди природы с таким ослабленным зрением». Ударом грома прогремела суровая весть о вероломном фашистском нашествии. На улицах в сотни голосов гремела полная гнева и боевого призыва новая строевая песня: Идет война народная, священная война. Десятки тысяч жителей нашего города, получив повестки, надели солдатские ши нели: формировались сибирские дивизии. И вскоре в нашем дворе последний раз мель кнул Евгений, тоже одетый в шинель. Стек ла очков не могли приглушить радость, сияв шую в его глазах: он, подобно богатырям, о подвигах которых всю зиму переводил алтайские сказания, шел добровольцем за щищать родную землю. Иначе и быть не могло. — Как он будет воевать при его-то гла зах? — Где-нибудь в армейской библиотеке или в редакции фронтовой газеты будет по лезен,— говорили в нашем дворе. Не знаю, в каком подразделении воевал наш друг Евгений Березницкий. В первую, самую тяжелейшую военную осень вести, с фронтов были нечастыми, предельно крат кими. И только позднее стало известно, что он погиб в боях где-то под Ельней, когда был нанесен один из первых сокрушитель 152
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2