Сибирские огни, 1982, № 3

ской графической классикой, он чаще других линогравюр воспроизводился в печати (журналы «Художник», «Искусство», газе­ ты «Советская Сибирь», «Вечерний Ново­ сибирск», «Советский воин», «Советская Россия», «Советская культура» и др.). «Война ушла». Словно после бури вы­ глянуло солнце и обогрело людей. На ство­ ле подбитого немецкого самоходного орудия «Фердинанд» — детские качели. Огромные гуси-лебеди, уносящиеся вдаль. Вслед за ними летят наивные ребячьи мечты. Может быть, это — память ума, а не серд­ ца. Может быть, это — в какой-то степени и умозрительная композиция. Если это так, то остается сожалеть, что замысел худож­ ника, его удивление и даже умиление жизнью дошли не до всех. Вспоминая, Че- банов говорил, что его больше всего пора­ жала на войне жажда жизни: с одной стороны —ее хрупкость, беззащитность, с другой — невероятная крепость и стойкость. «Только отобьем у врага город, село, хутор, еще земля горяча, танки тлеют, дымятся пожарища, и кажется, в этом аду не оста­ лось ничего живого, вдруг откуда-то по­ являются люди, в основном, женщины, старики, дети, и начинают обустраиваться... А дети есть дети. Смотришь, уже приспо­ собились на разбитом танке...» «Мир. Солнышко». На переднем ' плане — семья. Их трое — отец, мать и сын, луща­ щий подсолнух в добрые руки матери. За ними — река, луга, леса, а в небе — снова большие белые птицы. Линогравюра по своей природе — искус­ ство предельно лаконичное, позволяющее создавать произведения большой смысловой емкости. Напряженные контрасты черного и белого, характерные для одноцветной лино­ гравюры, иногда создают мнение, что ей доступны только драматические эффекты и она почти не приспособлена к созданию светлых образов и выражению спокойных состояний. Творчество же Чебанова убеж­ дает в богатейших возможностях этой техники. Примером, наряду с другими, мо­ гут быть две последние линогравюры серии. Умелым чередованием линий, штрихов он достигает особой серебристости тона, лириз­ ма мироощущения; в каждой из этих линогравюр по-своему утверждается опти­ мистическое начало, светлая вера в силу добра, разума, мира на земле. Цикл «Воспоминание о войне», как и по­ следующие серии линогравюр Вениамина Карповича Чебанова,— это, в сущности, метафора бессмертия: люди страдают, гиб­ нут, чтобы родиться в новом поколении мира и счастья. В этой серии, как и в по­ следующих, сюжетный мотив имеет перво­ степенное значение. Но образ у Чебанова не только, вернее, не столько изобразительный, сколько выразительный, а красоту он от­ крывает не в лирическом, а прежде всего в героическом аспекте. Его произведения — выражение душевного состояния всего на­ рода; их героями являются не отдельные люди, а народные массы, хотя они мало­ численны по количеству персонажей. Ин­ дивидуальность, конкретность судеб по­ глощается их всеобщностью; каждый человек конкретен, наделен конкретной внеш­ ностью, возрастом — и, прежде всего, типи­ чен. Эта типичность тоже идет от войны. И может быть даже хорошо (хотя и жесто­ ко с моей стороны так говорить), что аль­ бом с фронтовыми рисунками когда-то потерялся, потому что конкретные факты войны, благодаря этому, смогли «пере­ гореть» в душе художника и воплотиться в его творчестве в такие обобщенные образы. События мирового масштаба — и при­ косновение к ним личной судьбы... Это и определило звучание листов, их главный смысл. Личностное, чебановское, миро­ восприятие и его художественное воплоще­ ние отмечают все, кто видел работы Чеба­ нова. Помню, накануне второй персональной выставки я беседовал с Вениамином Кар­ повичем. Он тогда сказал: «Война вошла в мою жизнь навсегда. В сорок четвертом, после окончания пехотного училища, попал на передовую. Было мне всего девятнад­ цать... Так же, как в «Прощании», прово­ жала меня мать, так же, как в «Атаке», поднимал свой взвод... Еле доползал до привала («Привал с дороги направо») и так же со слезами на глазах палил в небо из своего автомата в честь Победы («Побе­ да»). Для будущего нам нельзя забывать этого, для Будущего»... Может быть, этот цикл (как и после­ дующие) внешне даже грубоват, но с боль­ шой внутренней одухотворенностью, силь­ ным психологическим зарядом. Такую напряженность, остроту композиции неко­ торые считают одной из характерных черт так называемого «сурового» стиля. Рожден­ ный живописью начала шестидесятых го­ дов, этот стиль в графике определяется тенденцией монументальности: большой формат листов, композиция, строящаяся на соотношениях крупномасштабных форм, обобщенность рисунка, чему, пожалуй, больше всего соответствует техника лино­ гравюры с присущей ей энергией и углова­ тостью штриха. Разумеется, относить чебановское твор­ чество к «суровому» стилю можно только весьма условно, хотя бы потому, что само определение этого стиля пока еще не устоя­ лось и весьма приблизительно. Кроме того, может показаться, что характерные черты чебановского графического стиля не более как следование моде, стилистическим вея­ ниям времени, в то время как они состав­ ляют его существо, и он, художник Чеба- нов, в какой-то мере сам влиял на эту «моду». Кстати, этой своей стилистике он в общем-то остался верен и сейчас. Серия «Воспоминание о войне» предста­ вила нам Венниамина Чебанова как ху­ дожника-графика, уверенно владеющего резцом, материалом, умеющего сознательно объединять самое характерное из увиден­ ного и пережитого, осмысленно дополнять картину символическими деталями, ярче раскрывающими основной замысел. Она представила нам его как самобытного ху­ дожника со своим видением и почерком, как новатора, если смысл новаторства в искусстве заключается в том, чтобы пока­ зать современника, события в их реальном конкретно-историческом виде, со всеми при­ сущими им живыми черточками. Это — крупная заявка на свое место в большом искусстве, определившая, что главное в творчестве Вениамина Чебанова — графика. Найденное в этой серии на десятилетие 134