Сибирские огни, 1982, № 3

С нечистыми такими облаками, Где только лотамъ вечно пребывает. С несчастьями и бедами повсюду. С едва приметными дорогами-следами. Со взвозами изрытыми, кривыми — Местами милыми шаманов и шаманок. И вот — уже на следующий вечер, В такой же час, примерно, появился Конь удалой — Мелькающий Пеганый Небесной гулкой шири беспредельной. Вверх по дыре-проходу пробегая. Минуя перевал непроходимый Дьулурга Хаан хотун, везде известный. Поднявшийся в светлеющие выси Под небесами западного края,— Прожорливый настолько, что с причмоком Проглотит, если и стоймя поставить Все кости шейные да с позвонками вместе Девятки крупных жертвенных коней. Конь удалой — Мелькающий Пеганый Небесной гулкой шири беспредельной. Достиг легко девятого уступа Горы Кемюс Туулур непревзойденной. Где солнышко, родившись утром ранним, Лежало-нежилось, катаясь с боку на бок. Там стал валяться он. Пот темно-синий, с пеной, Весь напрочь сбил. Затем вскочил проворно, Во весь опор понесся без оглядки Под край восточного приветливого неба. Затем, когда, примерно, миновало Необходимое для варки мяса время. Конь закаленный, масти белоснежной, Хатан Хатарча Маган прекрасный. Лихой скакун небесной гулкой шири, С залитой кровью задней половиной. Усталый, как двухлетний жеребенок. Так исхудавший, как луны остаток, Когда луна бывает на ущербе, В пути почти все силы потерявший. До крайности измотанный по виду. Уступ горы Кемюс Туулур минуя. Где солнышко, родившись утром ранним, Лежало-нежилось, катаясь с боку на бок. Поковылял без остановки дальше. А Табыйар Хара, принадлежащий Избраннику шести родов подземных, С хребтом, покрытым куржаком мохнатым, С короткими передними ногами, С копытами щербатыми, кривыми. На этот раз уже не появился. Последним — конь с отметиною белой, Нуогалдьын Кугас непревзойденный. Подобный сопке, сдвинувшейся с места. Явился приближаясь-прибывая. Скакал ли он, летел ли — не понятно— Лишь видно было: снизился и снова Взлетел-поднялся на девятый выступ Всей золотой горы Кемюс Туулур, Где солнышко, родившись утром ранним, Лежало-нежилось, катаясь с боку на бок. Там стал валяться он. Пот темно-серый, с пеной. Весь напрочь сбил. Затем вскочил проворно И замер — запевая-напевая. Хозяину передавая весть: — О анньысах, о анньысах,— заржал он,— Племянник Кюн Айыы, дитя родное Почтеннейшего Кесте Дьесегея,— Кемюс Сюэргюлээн досточтимый, Великий богатырь, смотрящий зорко. Заступник бесконечно-справедливый! Прислушайся к моим речам получше Развернутыми белыми ушами. Что украшают голову, как луны В седьмой и ясной ночи ноября-. Коль спросишь, Что сказать тебе хочу я. Зачем на выступе остановился.— Желаю одного, чтоб передал ты Дьагарыме такую весть мою: Когда бежал я по краям бедовым. По миру Верхнему скакал, что было мочи,— Там Табыйар Хара, коня лихого, С короткими передними ногами, С хребтом, покрытым куржаком мохнатым, С глазами, где зрачки белее снега, С копытами щербатыми, кривыми. Догнал и хватанул разок зубами В проходе узком, у стоянки летней Садьыйа бай, прославленного старца, У коего скот конский чалой масти С одной полоской белой вдоль хребта. Затем, когда мы вскачь, что было мочи, В подземном мире Мчались друг за другом, С начала до конца перебегая Обширные владения старухи. Что там Ушами Чуткими прозвали, Сэлэгэдэй зовется, Удаганка, Которая лет семьдесят все время Болеет сумасшествием полнейшим,— Догнав коня с копытами кривыми, Я жилу главную порвал ему смертельно, В тех землях навсегда его оставил. А после этого, я, у преграды справа— Уордаах Уотуйа Хаан, где всюду Деревья искривленные и травы В сплошных наростах от болезней всяких. Где горе и беда подстерегают. За жизнь свою — платить не расплатиться, Догнал, да и зубами раз прошелся Вдоль по спине каленного на славу Коня Хатан Хатарча Магана, Лихого скакуна небесной шири— Окончание в следующем номере