Сибирские огни, 1982, № 3

С непревзойденным воодушевленьем, Смотреть, чтоб в скачках не было обмана. Поставили на гору золотую Кемюс Туулур, где солнышко, родившись, Лежало-нежилось, катаясь с боку на бок. Примерно, в тот непоздний час вечерний, Когда хозяева, что ужинают рано, Кипящий суп еще не доварили,— Коня, которым стал владеть отныне Алтай Дуоланса Шестигодовый, По имени Мелькающий Пеганый Небесной гулкой шири беспредельной. Отборных семь людей за повод взяли И отвели красавца удалого, С откинутою гордо головою, На третий выступ, что блестел на склоне Всей золотой горы Кемюс Туулур. Как только с головы его сорвали Узду из кожи прочной с недоуздком,— Красавец конь, подобно рукоятке Плетеного сачка для рыбной ловли. Направо и налево завихлялся. Подобно скользкой щуке, извиваясь. Туда-сюда поспешно заскользил. И тут же хвост его, серебряный, отменный, Длиною в тридцать маховых саженей. Красою поражая, развернулся В ту сторону, где нижний край заметен Восточного приветливого неба. Рябящего сильней, чем грудь глухарки. Что на вершине дерева клюет орешки. А после, в тот примерно час вечерний. Когда хозяева, что ужинают рано. Еще сидят, из-за стола не встали,— Прекрасной Кыыс Туйгун остроязыкой Коня Хатан Хатарча Магана —■ Лихого скакуна небесной шири. Закалки крепкой, масти белоснежной, Отборных пять людей за повод взяли И отвели красавца удалого, С откинутою гордо головою, На третий выступ, что блестел на склоне Всей золотой горы Кемюс Туулур. Как только с головы его сорвали Узду из кожи прочной е недоуздком,— Раздулись у коня-красавца ноздри. Широкие, с дверной проем, пожалуй. Раскрылась пасть его, да и разверзлась. Величиной с проем ворот амбарных. И тут же хвост серебряный, отменный, Длиною в тридцать маховых саженей, Красою поражая, развернулся В ту сторону, где нижний край заметен Восточного приветливого неба, Рябящего сильней, чем грудь глухарки, Что на вершине дерева клюет орешки. А позже, в тот примерно час вечерний. Когда хозяева, что ужинают поздно. Лишь ставят только суп в горшке вариться,— Далла Хара, избранник самый лучший. Шести родов, что в распрях беспрестанных В подземном мире вечно обитают. Где рты е зубами хищными — кек жерла, Клыки изогнутые страх на всех наводят. Где бесконечны клятвы да разлуки,— Велел, чтоб девять сыновей абаасы Коня в сосульках, Табыйар Хара лихого, С копытами щербатыми, кривыми, На третий выступ отвели немедля Всей золотой горы Кемюс Туулур. 120 Когда ж там с головы коня сорвали Узду из кожи крепкой с недоуздком,— Конь Табыйар Хара всхрапнул ноздрями, И храп его вскружился громким вихрем. Низвергнулся в подземный мир глубокий. Затем, из глубочайших недр чрева, С неимоверным бульканьем горячим. Конь изрыгнул прерывистое пламя Величиной, пожалуй, с пол-ушата. А после — развернул свой хвост неровный В ту сторону, где нижний край заметен Восточного приветливого неба. Рябящего сильней, чем грудь глухарки. Что на макушке дерева клюет орешки. Затем, примерно, в поздний час вечерний. Когда хозяева, что ужинают поздно. Еще сидят, свой ужин не доели,— Сын Хотой Айыы бай, тойона-старца. Известнейший Дьагарыма Могучий, Один за повод взял коня лихого. Непревзойденного Нуогалдьын Кугаса, Что, с белой меткою на переносье, Подобен сопке, сдвинувшейся с места,— Отвел, уздечку е недоуздком сдернул На третьем выступе горы Кемюс Туулур. Как только с головы его сорвали Уздечку прочной кожи с недоуздком. Красавец конь, подобно рукоятке Плетеного сачка для рыбной ловли, Направо и налево завихлялся. Подобно скользкой щуке, извиваясь. Туда-сюда поспешно заскользил. И тут же, хвост серебряный, вихрастый, Длиною в тридцать маховых саженей. Красою поражая, развернулся В ту сторону, где нижний край заметен Восточного приветливого неба, Рябящего сильней, чем грудь глухарки, Что на вершине дерева клюет орешки. Слегка кося глазами друг на друга. Четыре скакуна сорвались е места. Помчались во всю мочь они под склоном Восточного приветливого неба. Стуча копытами, промчались по ущелью. По коему к стране серопятнистой Богиня Иэйэхсит нисходит с неба. Промчались, говорят, и кверху взмыли. Исчезли1в небе светлом, бесконечном. ...Лишь через день. На следующий вечер. Когда хозяева, что ужинают рано, В горшке варить на печку ставят мясо,— Конь удалой — Мелькающий Пеганый Небесной гулкой шири беспредельной. Спустился, рассыпая дробный топот. По гулкому проходу перевала, Что называется Алтай Тыргылла, Вздымается взъерошенно-мохнатый — Такой, как будто надвое взметнули Густую гриву черно-белой масти У восьмитравного лихого жеребца. Раз конь тот самый первым показался — Ему ль задерживаться, скакуну такому! Серебряную челку остро вздыбив, Летящую, в три маховых сажени, Поразметав серебряную гриву — Широкую, в семь маховых саженей, Серебряный и беспокойный хвост раскинув — Длиною в тридцать маховых саженей.