Сибирские огни, 1982, № 3

Расспрашивали про нее повсюду. Приехали. И в этом нет плохого. Однако же, она — одна. Вас — трое. И, стало быть. Раз мне решать придется — Ведь старшею сестрой я прихожусь ей!— Она сама должна прийти и выбрать. И тот, кого, взглянув, Похвалит взглядом. Кого из вас ее одобрит сердце — Тот станет и желанным мужем ей. А если всех троих она отвергнет — Ни за кого из вас не выйдет замуж. Давайте с вами так договоримся. Давайте с вами так мы порешим. На это три богатыря вселенной. Три именитых жениха почтенных. Внимая чутко речи богатырки. Согласием ответили, сказали. Что правильно решила Кыыс Туйгун. И сразу же задвижка соскользнула. Отщелкнулся замок замысловатый, И левой комнаты, чуланчика-светелки, Дверь с погремушками и со звонцами Помедлила немного и открылась. При этом, если глянуть со вниманьем. Увидеть можно девушку — ни разу Не подходившую к дороге многолюдной, К ее восьми распутьям неизвестным Чтоб имя девичье свое не опозорить. Поваленное дерево лесное Она ни разу не перешагнула. Чтоб не подумали потом о ней плохого. Порочащего слова не сказали. Не знавшая одежды закопченной И пищи запылившейся несвежей, Туманом не дышавшая ни разу, Сырой воды не пившая с рожденья. Не евшая ни жилистого мяса. Ни мяса недоваренного, с кровью. Она в росу на землю не ступала, В погоду пасмурную дом не покидала, В погоду солнечную — солнца сторонилась, С парнями стройными ни разу не гуляла, А пожилых мужчин — не завлекала, К порочному и в мыслях не склоняясь. Ошибочного слова не сказала. Воистину — травы нежней и ниже, Воды, лежащей без движенья, тише. Была она светлее солнца в небе И серебра сияющего чище. Блистали щеки так ее, как будто Монеты, отчеканенные только, Виски лучисты — словно утром солнце. Встающее над радостью весенней. Весь вид ее сияющ был, как будто Зыбь озера глубокого, большого. Прекрасно-привлекательные губы. Как будто отшлифованные камни, Которых драгоценность не оценишь. Глаза очаровательные, словно Две черных жгучих ночи с блеском звездным. Весь лик ее — румяный, белый — тянет Прильнуть и позабыть о всем на свете. 116 Так грациозна, словно горностайха, Сидящая трепещуще-сторожко На туеске берестяном, где масло Сбивали с теплым молоком, покамест Оно не загустеет, не застынет. Отменнейшая изо всех отборных. Неоспоримых девушек-красавиц — Такая наяву, в сопровожденье, Где, справа — девять юношей-красавцев, Еще не помышлявших о женитьбе. На диких, вольных журавлей похожих, А слева — восемь девушек-прислужниц, Прекраснейших, замужества не знавших, Подобных птицам-стерхам белокрылым. Нарядная и пышная не меньше, Чем соболюшка в мехе несравненном, И маслянисто-мягкая, как печень Сига отменного, непревзойденной рыбы. Умильней и нежнее, чем бывает Налима, только пойманного, печень,— Такая девушка порог перешагнула, Явилась-вышла к славным женихам. При этом, если посмотреть получше — Светящееся тело сквозь одежды. Спадающие складками, заметно. А тело — даже кости не скрывает. Сквозь кости — мозг переливающийся виден. Все, что вчера красавица поела — Виднеется, очерченное четко, С пятак величиною, под гортанью. Все, что позавчера она вкушала — Сегодня, двухкопеечной монетой. На донце живота ее тускнеет. А то, чем подкреплялась между этим — Величиной с монету в три копейки, Вздымается-виднеется сегодня За девичьей грудобрюшной преградой. Так выйдя из чуланчика-светелки. Отменная красавица девица. Назад откинув голову,— взглянула Глазами круглыми. Как будто гордо-дерзкий Буланый своенравный жеребенок. Не позволявший темени коснуться. Повиновенья старику не знавший. Бежавший своевольно из загона. Не заходящий больше в загородку, Не подходящий с той поры к надворью. Из проруби речной воды не пивший. Пахучее не трогающий сено,— Вот как она всех взглядом обвела. Еще — как будто карий жеребенок. Старухи испугавшийся, бежавший, Приблизиться к надворью не хотевший. Зайти в загон обратно не желавший, Не подходивший близко к дымокуру. Приманку — хвощ сочнейший сиибиктэ — Не трогавший, к себе не позволявший Приблизиться, к загривку прикоснуться — Вот так она вдруг плюнула сквозь зубы. Со звуком «чыырт-чаарт» слюну метнула. И этот звук на то похож был, словно У семилетней лошади отменной Нежноволосую расчесывают гриву И хвост ее тихонько теребят. Затем она, премилое созданье, С трехмаховой косой, волнистей шелка, С высокой грудью и спиною стройной, Кюн Челлерюн-куо, души отрада,