Сибирские огни, 1982, № 3

Ты захотел, чтоб мой очаг домашний Подернулся холодною золою, От моего уютного жилища Оставить пепелище возмечтал! Столб коновязный думал повалить ты И уничтожить столб для жертв, священный. Чтоб убыла прорубленная прорубь, Окоротилась слава обо мне! Смотри-ка, С чем ты в путь свой собирался. Какие думы-думушки таил ты, Расспрашивая обо мне повсюду. Стремясь далекий путь преодолеть! Была ж охота мчаться-торопиться И перья обдирать о перевалы. Чтоб испытать досадушку-досаду. Чтобы ни с чем назад потом лететь! Исчезни с глаз моих, да поскорее. Пока стрелу на лук не положил я. Пока не перебил твое дыханье. Не осквернил поганой кровью землю. А то я тело-падаль заморожу, Навек низвергну счастье и удачу, Молву о имени твоем известном Всю, без остатка, навсегда развею. Смотри, не говори потом повсюду. Что я ударил, слова не промолвив. Смотри, не осуждай потом, проклятый, Что без предупреждения убил. Как руку подниму — остерегайся, Как я пущу стрелу — Встречай, не мешкай. Ой, вот как, вот как... Даже сам не знаю,— Убить тебя сейчас иль подождать! Как только богатырь сказал, что думал. Чудовище от страха содрогнулось. Издалека летевшее, взглянуло. За долгий путь уставшее, моргнуло. Чуть с ветки не свалилось, оробев. Все кости у чудовища заныли, А волосы повздыбились мгновенно, В ушах громкозвучащий звон раздался, И шея от испуга затряслась. Понятно стало: если богатырь наш Поднимет лук — стрелу немедля пустит. А если пустит -*■ значит, не промажет. А попадет — уложит наповал. Поэтому, ни слова не промолвив И в тот же миг от ветви отцепившись, Чудовище взлетело с шумом-треском, Стремглав и круто взмыло, говорят. Оно исчезло в самой дальней дали, Где верхний свод небес необозримых. Поднялся недоступный и высокий, Скрепленный поперечно в трех местах. Дьагарыма же тетиву набросил От одного упора до другого Великолепного тугого лука. Что с гулким звуком «донг!» Стреляет метко. Лук выгнут, как большой реки излука. Отделан рогом, а его основа Крепь-дерева, которое срубили В лесах страны Китиэн Имээн 1. И древесина лука из березы Страны Хамаан Имээн — прочна, упруга. Берестой лук обернут с той березы. Что выросла в стране Тумаан Имээн. На луке тетива из шкуры нерпы. Ее хребтинной, самой прочной части. Для прочности и гибкости обмотан Лук сухожильем рыбы тисэ-хаса. Лощен до блеска жиром рыбы халба. Окрашен кровью львиной, напомажен Он алой кровью птицы-эксэкю. Затем Дьагарыма взял из колчана Кустук-стрелу, летящую со свистом. Она в полете ветер обгоняет, А наконечник у стрелы летящей Оплавлен кровью девяти пригожих Молодцеватых юношей горячих. Похож на ряд набедренных застежек Набедренника важной госпожи. Прицелился Дьагарыма и молвил: — Не выпускал я слов пустопорожних, И стрел своих на ветер не пускал я. Оплошностей в любых делах не ведал. Коль промах будет — В жир стрела воткнется. Собьется чуть — Кровь острие отыщет. Коль вверх взметнется — Мяса не минует: Моя стрела не ходит мимо цели. А если я прицелюсь поточнее, И если глаз мой и рука не дрогнут — Пусть печень черную чудовища отыщет, Как взгляд мой огненный. Отправленный вдогонку. Пусть сердце многожильное отыщет, Пробьет-сшибет, остановив навечно: Благословенье с маслицем бывает, Проклятье будет с кровью, только так! Пустил стрелу чудовищу вослед он, И звук-щелчок двух пальцев богатырских Двумя смерчами яростно возникнув. Пошел раскатываться По краям земли обширной. Слова, что он сказал,— семи громами Загрохотали в шири беспредельной. На высоте все тучи разогнали Небес просторных, веющих прохладой. А голос буревой и богатырский Стал молнией, вонзающейся грозно. Пылающей, летящей и слепящей, В сверкании все дальше уходящей От изначальной матери-земли. Стрела же, с тетивы слетев упругой, Как бык взъяренный, Встречным смерть несущий. Высоты неба светлого пронзая И к своду верхнему упорно приближаясь, Три дня и ночи мчалась, догоняя, Даль мыкающим ревом оглашая. ' К и т и э н И м э э н , Х а м а а н И м э э н , Т у м а а н И м э э н — условные названия дальних стран, где добывается материал для различных частей лука. ПО