Сибирские огни, 1982, № 3

Рты с хищными клыками, словно жерла... И до него, выходит, докатилась, Оттиснулась и на его бересте Незыблемая слава обо мне! Поэтому-то удальцы лихие Шести родов подземных, самых дерзких. Пришли ко мне на ратное свиданье. Настало время в бой вступить, сразиться С врагами человеческого рода: Напасть на них с пригорка, пригибаясь. Схватиться с криком и бросать друг друга. Крутить друг другу шеи до предела. Душить друг друга е яростью великой, В бока друг другу мертвой хваткой впиться. Ломать, валить друг друга через бедра. В один клубок сплестись, не зная страха. Губить друг друга, сколько сил найдется. Вот, наконец-то, день настал великий!— Так думал, возгордясь собой, ликуя, Дьагарьіма, наш богатырь могучий. А между тем, вступившая с востока. Тяжелая чернеющая туча. Похожая на шкуру от лосихи. Растянутую, с лапами и челкой. Прошла над взгроможденным черным лесом. Вошла под грозовую тучу с маху И закачалась, грозно разрастаясь. Проплыв над частью западной равнины, Аласа Андылаах Ангаарытта,— Широкого, где всюду на озерах Выводятся, не зная счета, утки. Пошла в обход — задела чуть зимовье. Где стерхи водятся, которое в народе Зовут Кыталыктаах Кылбаарытта, Потом пересекла посередине Долину распростертую, лебяжью, С названьем Кубалаах Унаарытта, Повисла, пораскинулась над самым Восьмиветвистым древом Аал-Луук,— Над древом тем, что возросло и стало Необходимым многожильным сердцем, Что крепкой черной печенью явилось Всей изначальной матери-страны, Где^тень находит Иэйэхсит-богиня, Где прячется за ствол восьмиветвистый Бог лошадей всех Дьесегей почтенный, Куда нисходит Айыысыт-богиня, Хранительница тучных стад рогатых. Над этим-то восьмиветвистым древом Нахлынувшая туча раскололась — С начала и по самой середине С громадным треском лопнула она. И-появился тотчас же оттуда, С лицом мохнатым полностью и круглым. Огромными ушами шевелящий, С блестящим, издающим клекот, клювом, С распахнутыми желтыми глазами, С когтями, что острей багра, пожалуй, С ногами, где потверже камня жилы, С хвостом длиннее остроги блестящей, С крылами необъятного размаха, В слоистом панцире из непробойных перьев, С желудком тверже чугуна литого, С пылающим, как пламя, красным зобом, С дыханием январского мороза. Увешанный сосульками повсюду, С боками в черной нечисти зловонной, Отмеченный кровопролитья духом, Небесный зверь пернатый и крылатый. Чудовище невиданно-лихое. Он, поднырнув, соединил мгновенно Все девять туч, до черноты набрякших. На них улегся грудью, извергая Блевотину чугунного желудка. Со свистом и шипеньем, как из бочки, Блевотина его огнем летела. Слепящий пар вокруг распространяла Под стать горящей пламенем смоле. С дыханием морозным, леденящим. Высокий перевал преодолевший, Куржавистый, сосульками обросший. Известный кровожадностью безмерной. Раскинув крылья, с вытянутой шеей, Нацелившись блестяще-острым клювом, Вниз бросился со звуком «Сур!..», Похожим На то, как будто сопка пролетела. И крепко сел на самой главной ветви Прекраснейшего древа Аал-Луук. При этом, говорят, ветвь так качнулась. Как будто затряслись земля и небо. При этом, говорят, ветвь так согнулась. Что стала, как подвеска у сережки. Принадлежащей знатной госпоже. Дьагарыма вскричал, увидев зверя: — Откуда это чудище явилось!! Из самых крупных будет он, однако. Весь в перьях странных, а приятен видом, Хоть клюв имеет, а лицо пригоже. В какой стране ты, чудище, летало! Какой травою сочною питалось! В каких озерах-речках воду пило! Откуда и зачем к нам заявилось! Так спрашивал, безмерно удивляясь, Дьагарыма, великий богатырь наш. Поигрывая мячиком тяжелым. Потряхивая палицей громадной. Летевшее неведомо откуда, В дороге исхудавшее безмерно. Пернатое чудовище встряхнулось. Разбрызгало зловонные сосульки И, огненными посмотрев глазами На человека силы непомерной. Склонилось, Как в приветственном поклоне, Блестящим клювом рязгнуло. Кивнуло, Взмахнуло крыльями. Хребет свой распрямило И странный хвост приподняло торчком. Затем — речь повело по-человечьи, Богатырю сказало по-якутски, По-уранхайски молвило протяжно. Напевы словно песню развернуло. Богатыря ответить вызывая. Раскрыло медный зев свой, до предела Раздуло золотящееся горло. Большое, как сверкающая прорубь. — Надежда всех...— чудовище запело,— Опора племени великого на свете. Опору мира, может быть, я вижу, Скажи скорей, ответь мне, так ли это!! — Смотри-ка, вот,— потом оно сказало,— 107