Сибирские огни, 1982, № 2
гую, коровы втягивались в настывшее за день помещение, и оно вскоре наполнилось теплым дыханием животных, стуком копыт по деревянному настилу, хрустом сена, мычанием, голосами доярок, окликавших своих чернушек и пеструшек. Шагдарон снова принялся за работу. Кажется, своего он все-таки добился. Хоть что-то удалось сделать. Тележка легко скользила по монорельсу. — Племянничек, ты здесь? — окликнула его тетушка Ханда. Мать Дугардана, и вправду приболевшая, все же явилась к вечер ней дойке. Неуклюжая в теплой одежде — островерхой меховой шапке, тяжелой шубе-дэгэле, валенках,— она с трудом ковыляла по централь ному проходу. Подошла к одному из столбов, сняла с прибитой к нему полочки склянку с лекарством, которое исправно привозил Петруха- ветеринар, отхлебнула из' нее, поморщилась, жалостливо обратилась к родственнику: — В такой мороз с холодным железом возишься! Промерз, поди, до костей? Хотя бы зашел чайку горячего попил. — Некогда было. ' — Ночевать-то останешься? — Нет, однако. Вот кончится дойка, соберу вас ненадолго и поеду. — Так, конечно... Если останешься, дома будут беспокоиться,— ста- руха принялась доить корову. — Младшенькая больше всех ждать будет. — Верно говоришь. Ничего нет на свете лучше маленьких детей. И всегда они кажутся маленькими... Мой Дугардан уже вырос, а для' меня все равно — ребенок... Не хочет работать на'ферме. Старшая дояр ка его ругает. Притом кому охота жить рядом с этой беспутной деви цей,— понизила она голос, покосилась, нет ли поблизости Вали.— А он на другой жениться не хочет... Не знаю, как он вдали от меня живет. Шоферская работа, я тебе скажу, пустая работа. Как и ты, возится с холодным железом. А заработки? Все время деньгами нуждается,— вор чала Ханда, продолжая дойку и не очень заботясь, слушает ли ее Шаг дарон. Гомбо-Доржи не очень интересовался Дугарданом. С трактора его давно перевели на грузовую машину, так что он вышел из его прямого подчинения. Слышал Шагдарон, что не раз ловили' Дугардана инспекто ра ГАИ: то пьяным за’ рулем окажется, то калымит на стороне. Не раз Гомбо-Доржи собирался поговорить с ним по-родственному и построже, да все откладывал. Тянуть, видно, больше не следовало. — Не беспокойтесь, Ханда-абгай. Что-нибудь придумаем. — Ты уж присмотри за моим сыночком. Ну а мы, как можем, стара емся помочь вашей семье. — Чем помочь? — не понял Шагдарон. «Ой-ёй!» — старушка даже застонала. Не от боли в распухший ко ленях, оттого, что невзначай проболталась. — Не сердись,— стала оправдываться.— Не велела Удамбра гово рить тебе, да что теперь поделаешь — сорвалось с языка... Бычка твоего мы в стаде выходили. Из бурунчика, которого( Удамбра прошлый год пригнала, хороший бычок вырос. Еще две телки зимуют у нас... Стар шая, Сэренцу, конечно, не хотела. Я тогда ей напомнила: «Почему ты не велишь держать этот скот? Твой сын сколько у Гомбо-Доржи в доме жил?» Ну, Сэренцу совесть не потеряла. Сено свое отдала... Нынче с кормами худо. Ты бы хоть на машине Дугардана подбросил... У Шагдарона голова кругом пошла. Помнится, Удамбра что-то го ворила насчет их скота, а он мимо ушей пропустил. А тасархайские до ярки батрайат на него! Только теперь дошло, на что намекала Пагма- сан: «Эти скотины всех извели. Почуяли, что хозяин здесь...» Что же .получается? Выходит, он использует служебное положение, держит свой скот в общественном стаде! Три головы на ферме зимуют! Ну, удружила Удамбра! Да как же она могла? Заставить подруг, с которыми столько лет вместе проработала, за своими коровами ходить? 24
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2