Сибирские огни, 1982, № 2

раз приезжали представители из аймачного центра. Эти только возму­ щались да составляли акты. Поначалу Сэренцу и другие женщины ждали, надеялись, что нако­ нец-то запустят всю эту технику-механику, но постепенно перестали даже замечать ее. Добро бы хоть раз увидели, как оно получается, не где-нибудь, а у них, в Тасархае: коровы пьют вволю, и не надо думать, чтобы воду подвезти: большое это облегчение рукам, когда пощелкива­ ют стаканы доильных агрегатов, а молоко бежит себе во фляги; куда легче чистить коровник, если знай только опрокидывай тележки... Рады были и тому, что светло и сухо в помещении, что у них ничуть не хуже, чем на высокоудойной ферме, где, к слову сказать, техника-механика тоже пока только числилась. Не мог с этим смириться лишь Гомбо-Доржи. Вот кому не давала покоя безалаберщина. Столько денег угрохали, столько ждали, так на­ деялись й — на тебе. Какой бы подарок был дояркам, оживи он хоть часть застывшего, поржавевшего металла! Человек упрямый, Шагдарон', кляня Сельхозтехнику, механиков РТС и аймачных специалистов, настойчиво, но безуспешно бился над подвесной дорожкой, а не отступался. Вспомнилось Гомбо-Доржи, как на фронте, в одной из атак, их танк подорвался на мине. Холодище стоял такой же, однако, как теперь. Пришлось Шагдарону выбираться через люк и, лежа на снегу, под ог­ нем, чуть не голыми руками исправлять повреждение, к счастью, не очень значительное. Сделал ведь! Пальцы, правда, поморозил. И эта проклятая дорожка — ерунда против подбитого на поле боя танка. Шагдарон принимается с остервенением бить по неподатливому ме­ таллу, оглашая пустой коровник таким звоном, что шалеют притаивши­ еся под потолком воробьи, пугается конь, на котором привезли сено, пу­ гаются доярки, идущи§.за возом. Пугается предстоящей встречи с женщинами и Гомбо-Доржи. Не потому, что и на этот раз не может порадовать их удачей. Ему кажет­ ся, доярки все знают о его незадавшейся семейной жизни. И про то, что Удамбра никак не уживется с матерью, что постаралась выдворить из дому старшую дочь, что колотился бы он в этом коровнике день и ночь, только бы глаз домой не казать. Не дошло, быть может, до тасархай- ских доярок, как ревниво допрашивает его жена, когда возвращается он с ферм: почему задержался, с кем был, не завел ли кого на стороне... Не приведи остаться в Тасархае переночевать. Заест!.. При одной мысли об этом шрам на виске Шагдарона побагровел. Доярки тем'временем начали раскладывать сено по кормушкам. Толстуха Пагмасан ухватила беремя, из-за которого не видать ее туч­ ного тела, пронесла в дальний конец коровника." Напевая про себя, Да­ ля носит по охапочке. Прижилась она на ферме, стала заправской дояркой. А Ленхобо, как обычно, орет на коня, которого тянет за узду по проходу. — Тише вы,— урезонивает ее Валя,— Чего ругаетесь? Человек тут делом занят, а вы... — Ну и пусть,— огрызается Ленхобо.—А мы не делом? — И то верно,— неожиданно получает она поддержку от Пагмы,— Наобещали с три короба: будут вам машины-ташины. Где они? Мы вме­ сто машин. — Что вы, в самом деле,— смутилась Валя.— Гомбо-Доржи Шаг- дарович старается, наладить хочет. — Хочет!..—Ленхобо смерила презрительным взглядом „механи­ ка.— Елхонсы! Отойдите. Как бы не зашибла. Шагдарон и без того расстроен, что ничего у него не получается, и ругань баб выводит его из себя, но он сдерживается, здоровается с до­ ярками: — Хорошие люди всегда ко времени. — Хорошие! — фыркает Пагмасан и не без ехидства замечает:— ~22