Сибирские огни, 1982, № 2

тельство собственными руками дома для се­ бя и жены — обнаруживают характер не­ дюжинный. Время подрезовское ушло, но ушло время и таких председателей, как Анфиса, и, похоже, многих других. В годы войны и сразу после нее, когда «не люди — праведники святые на земле-то жили», ну­ жны были именно такие руководители. Но пришла другая пора, в Пекашине, теперь уже совхозном, иные порядки, иные песни, но все еще не та жизнь, которой, по пред­ ставлению писателя, достойны его земляки. Жизнь стала обеспеченней, богаче, но что- то важное, объединявшее раньше братьев и сестер, утрачено. И говоря об этом и в своем романе «Дом», и в публицистике сво­ ей, писатель верно нащупывает болевые точки нашей деревенской жизни. Когда пекашинская история подошла к семидесятым годам, уже были приняты от­ ветственные решения о подъеме Нечерно­ земья, и ясно, как прав был автор «Вокруг да около» (1963), говоря о бедах родного края. Но мало принять решения, нужно вер­ нуть у людей потерянные за годы и отно­ шение к своему приусадебному участку и ко всей, теперь уже совхозной, земле. Ми­ хаил скорбит об исчезнувших пекашинских навинах, о заросших осинниками и берез­ няком полях и чувствует и себя винова­ тым — за свою малограмотность, за то, что не овладел трактором, за то, что многое проглядел. Но казнит себя сам герой, а не автор, который знает, на что ушли годы Михаила,— на то, чтобы выручать земля­ ков, кормить семью. Нет, Михаил не мо­ жет мириться с тем, как убивают пекашин- скую землю, как «железный мальчик» Вик­ тор Нетесов пашет, забивая зерна пласта­ ми глины, как Таборский всуе повторяет сло­ ва о «постановлениях насчет Нечернозем­ ной зоны». Но. Михаил все-таки привык ра­ ботать на совесть, но не вести за собой. Абрамов отчетливо видит ограниченность возможностей своего любимого героя. В от­ крытом письме землякам «Чем живем-кор- мимся», опубликованном в «Правде», писа­ тель спрашивал, «не обмелела ли река на­ родной совести, народной нравственности», спрашивал, приведя примеры бесхозяйствен­ ности, иждивенческого отношения к делу. 16 лет отделяют «Дом» от «Вокруг да око­ ло», но они связаны между собой, связа­ ны с другими произведениями писателя, ибо его «всегда волновали сложные пробле­ мы развития русской деревни, ее матери­ альные и духовные нужды». Абрамов не выдает желаемое за действи­ тельное, намеченное — за осуществленное. Он хочет, чтобы сохранилась у сельского жителя любовь к земле, вековые страдные навыки — «гордость за хорошо распахан­ ное поле, за красиво поставленный зарод, за чисто скошенный луг, за ухоженную, игравшую всеми статями животину». Так говорится в письме к землякам. Кому-то показался в этой статье чуть ли не окрик, понукание труженику земли. Но понука­ ние — это голос со стороны, а Федор Абра­ мов сам — голос этого крестьянства, как, скажем, голосом бойца был А. Твардовский в «Теркине». (Хорошо сказал академик Д. Лихачев, что это не только книга о бой­ це, но и книга бойца.) У Абрамова душа болит, когда он видит небрежение к тру­ ду, веками кормившему народ, он в кни­ 152 гах своих показал, как и почему терялся этот важнейший трудовой и нравственный навык. И с той же болью о тех же явлениях написал в рассказе «О чем плачут лошади».. Плачущая лошадь Рыжуха говорит рассказ' чику о спорах между лошадьми насчет прежней лошадиной жизни. Будто бы бы. ли времена, когда лошадей называли кор. милицами, холили и ласкали. Рыжуха спра­ шивает рассказчика:' было ли такое время, не обманула ли ее старая кобыла? Пережи­ вания автора при виде запущенных лоша­ дей дали толчок воспоминаниям о том, чем была лошадь в крестьянской семье, и о том, как раскрывался человек в общении с животным. Да, были такие времена. «А что делалось по вечерам, когда наработавша­ яся за день лошадка входила в свой за­ улок! Вся семья от мала до велика выбе­ гала встречать ее, и сколько же ласковых, благодарных слов выслушивала она, с ка­ кой любовью распрягали ее, выхаживали, водили на водопой, скребли, чистили! А сколько раз за ночь поднимались хозя­ ева, чтобы проведать свое сокровище!» Ни­ чего не ответил рассказчик Рыжухе, но, об­ манув ее, и себя обманул тоже. Порывая с природой, с землей, животными, многое те- ряет человек. И от этих потерь он начина­ ет чувствовать себя «нелепым, отжившим существом. Существом из,той же лошади­ ной породы». Абрамов скорбит, видя покинутую, уми- рающую северную деревню, но он не смы ­ вает от читателя и те стороны прежней де­ ревенской жизни, которые унижали людей. Грубость, жестокость, бескультурье, бес­ правие женщин (одного провозглашения равноправия здесь мало)— обо всем этом прямо говорится в произведениях писате­ ля. Сама фигура Фили-петуха, как и «пе­ тушиное» поведение Егорши, весьма приме­ чательна. Какая уж тут идеализация ста- риньг Но и новое, даже вооруженное тех­ никой,— не всегда благо. В этом' смысле Геха-маз, герой повести «Мамониха», стра­ шен своей бездуховностью. И все же имен­ но его устами автор выражает важную для себя мысль. Геха говорит Клавдию Ивано­ вичу, который 20 лет не был в родной де­ ревне: «Ты двадцать лет не был, и другой двадцать, да третий... Дак какая же т^т жизнь будет...». Писатель не столь наивен, чтобы верить в возвращение в деревню всех, кто уехал из нее. И в повести «Мамо­ ниха» и в других произведениях он гово­ рит о чувстве любви к земле, к малой ро­ дине, местам, где человек сделал первые шаги, где, бродя босиком по деревянным половицам, «не только сердцем и разумом, но гподошвами ног» может почувствовать прошлые времена. Духовное, человеческое в человеке прояв­ ляется, по Абрамову, и в его отношении к братьям и сестрам, и в понимании жизни Семужки по имени Красавка («Жила бы­ ла Семужка»), которая оказалась в конце концов на зубьях браконьерской остроги, и в сочувствии плачущей Рыжухе, и в том, как сравнивает Михаил Пряслин неболь­ шое поле, окруженное наступающим ле­ сом, с солдатом, стоящим насмерть. Исто­ ризм абрамовской прозы определен правди­ востью характеров, данных в своем вре­ мени.