Сибирские огни, 1982, № 2

женскую суть в деревне без мужиков. Бабья тоска кидала в случайные объятия, а порой меняла сложившиеся за века от­ ношения полов. Для понимания трагедии нашего века не меньше, чем произведения, непосредственно рассказывающие о войне, дает рассказ «Поля, открой глаза», в кото­ ром героиня раскрывает лишь краешек сво­ ей судьбы... Тридцать лет от роду Польке, нормальная женщина, не какая-нибудь уро­ дина или болящая, идет на поклон к безот­ казному Ваньке, чтобы он «осчастливил ее». Идет, преодолевая и страх, и неприязнь, и стыд. Ничего подобного этой правдивой и горькой истории не приходилось читать. Аб­ рамов излагает спокойный рассказ героини, уже поставившей на себе крест, говорит о моральных потерях, какие несли женщинам и война и другие невзгоды, повыбившие сильный пол. Абрамов не льстит своим героиням. Он знает цену непутевой Дунярке, первой Мишкиной зазнобе; он видит женскую «ак­ тивность» Варвары, неожиданно для себя узнавшей глубокое чувство; он беспоща­ ден к хищнице (одновременно и жертве) Нюрке Яковлевой — одной из многочислен­ ных Егоршиных «жен». Всем 'сестрам — по серьгам. Но автор видит, что сама дерев­ ня —лучший судья людям, их поступкам. Видит, как в беде' проявляются лучшие людские качества. Меньше всего произведения Абрамова поддаются школьному разбору «по обра­ зам». Это живые люди, которых не разло­ жишь по полочкам, они живут и действуют по внутреннему своему убеждению. При всех чертах, их сближающих, онр всяк на свое лицо и в своей манере. Но и среди бо­ гатых натур выделяется «безвестная, но великая в своих деяниях старая крестьян­ ка» Мелентьевна. Из рассказов самой ста­ рухи, ее невестки, из наблюдений автора вырастает фигура поистине эпическая. В свои 76 лет Василиса Мелентьевна не просто доживает свой век, она остается ну­ жной другим. Уж какие бури ее ломали, было от чего ожесточиться. И замуж «вы­ толкали» в чужую деревню «из-за шубы да из-за шали» — без них посулили взять девицу сваты из Пижмы,— прельстили от­ ца. И ревнивец муж стрелял в 'нее — едва не убил в первую же ночь, а потом десять лет не выпускал из дому, и двух сынов не дождалась с войны, и любимица дочь, не выдержав позора, наложила на себя руки. Казалось, согнется, незаметно проживет свой век. Но почему же свекор принародно благодарил ее в трудную для себя минуту, почему так ждут ее приезда в семье сына? Потому что Мелентьевна — богатая от при­ роды натура. Это она заставила пижемцев расчищать землю от леса и сеять хлеб, это она, приехав погостить на неделю, ходит многие километры, уже через силу, чтобы запасти грибов своим близким. И она же, Мелентьевна, уже заболев, спешит вернуть­ ся к внучке-школьнице, которой «дала сло­ во». Выслушав всю историю жизни Мелен- тьевны, увидев ее в трудах, автор делает вывод, к которому уже подвел читателя: «Нет, не только своей кротостью и вели­ ким терпением, но и своей твердостью, сво­ им кремневым характером» покорила она здешних мужиков. Автор любуется не про­ сто деревянными конями на избах, но ду' 150 что кони вскормлены Василисой Мелентьев- ной, и в этих словах дань уважения рус. ской женщине, которая «зачастую сама го­ лодная, раздетая и разутая, кормила и оде- вала всю страну». Федор Абрамов говорил не один раз о причинах такого большого писательского (не только своего) внимания к образу крестьянской женщины, «несшей свой тяжкий крест вдовы-солдатки, матери погибших на войне сыновей». Уже повторе­ ние этого вроде бы очевидного факта со­ держало полемику. Писатель как бы отве­ чал критикам, не понявшим причин столь больших достижений деревенской прозы и, в частности, достижений, связанных с ма­ стерским проникновением в женский харак­ тер. «Так что же удивительного,— писал Абрамов,— что старая крестьянка в нашей литературе на время потеснила, а порой заслонила собой других персонажей? Нет, не идеализация это патриархальщины, не пресловутая тоска по уходящей избяной Руси, а наша сыновняя, хотя и запоздалая благодарность». Внимательно приглядывается Абрамов к племени «младому, незнакомому». Что несет оно с собой, кто наследует не только старшему, но уже и среднему поколению, тоже хлебнувшему войны? Оторвалась от деревни Татьяна Пряслина, «по-современно­ му» живет дочь Пелагеи Алька, уже нашед­ шая покупателей материнского дома. Но вот в последнем романе появляется пов­ зрослевшая дочь Михаила Вера — и звучат иные интонации. Недаром с именем Вера связывают обычно и другое — Надежда... Если бы ничего не было в книгах Абрамо­ ва, кроме галереи женских образов, и тогда он обеспечил бы себе место в русской ли­ тературе. Но эти образы вписаны во вре­ мя, определены им и объясняют его. Пси­ хологизм абрамовских героев проникнут историзмом, стремлением показать через эти образы различные грани времени. 2 Одна из первых рецензий на прозу Абра­ мова называлась «На войне как на войне». Действительно, хотя в романе «Братья и сестры» — первой книге цикла — нет фрон­ та, нет боевых действий, без них трудно теперь представить картину военной жизни народа. Вместе с лучшими книгами В. Бы­ кова, Б. Васильева, К. Симонова, Ю. Бон­ дарева, Г. Бакланова, Д. Гусарова художе­ ственное свидетельство Абрамова позволя­ ет понять меру народных страданий и ве­ личие подвига людей. Документальный фильм Р. Кармена «Великая Отечествен­ ная» шел за рубежом под названием «Неизвестная война на Востоке». Такой не­ известной войной до конца пятидесятых оставался для многих и подвиг нашего ты­ ла — баб, стариков, подростков, делавших, казалось, невозможное. Сам Федор Абрамов воевал, был ранен, лежал в блокадном ле­ нинградском госпитале. И все-таки даже эти картины заслонила для него военная страда — то, что увидел он летом сорок второго на родном Пинежье. Только первый