Сибирские огни, 1982, № 2

м уж иков. Я его совсем не у зн а л а . Ш апки на ^ем не бы ло. Г ол ова п о дв я зан а м ам иной шалью. Л и ц о черное. Н а плечи н а б р ош е­ на старен ькая козья д о х а д я д и В ани. Н оги обм отаны портянкам и. О дна рук а чем -то перевязан а, а др у го й он ее п о дд ер ж и в а л . Все эт о я у ж е п осл е припом нила, много п озж е. С закры тыми глазам и ; уви дел а. А т огда б у д т о о стол бен ел а. Н оги трясутся, зубы стучат. Х оч у кричать, б еж а т ь к папе и ничего не м огу. С тояла и м олчала. П ап а что-то ск азал д я д е Ф еде, а тот стоял в о зл е н его, сдер н ув ш апку, и только плакал. Так, на к олен ях, папа и полз к в о р о ­ там. П о л з д о л го , останавливался.' Бы ло ти ­ хо и страш н о. К огда он д о п о л з д о ворот, все отступ и л и , дал и ем у д о р о гу . А он ещ е немного п р оп ол з, а как ок азал ся за в о р о ­ тами, заговор и л своим хорош им голосом , как в сегда говорил: «Т оварищ и, м уж ики, вы м еня п ослуш айте... В а с ввели в за б л у ж ­ дение, вы обм ан уты . Н у , у бь ете вы нас, но весь н а р о д вам не уби ть...» О н ещ е что-то говорил, но за его спиной один м уж и к у другого вы рвал винтовку. Т огда я зак р и ­ чала и п о б еж а л а по д вор у. Т олько усп ела заскочить на кры льцо, как за ам баром что-то тр есн ул о. Я не ср а зу п он ял а, что это вы стрел. А потом дош л о: это ж е уби ли папу. Я уп ал а на крыльцо и встать не м о ­ гу — ноги как не мои... Ещ е услы ш ал а, как кто-то гром ко ск азал : «У вези эт о го орателя и бр ось там ». Э то д я д е Ф ед е велели у в е з­ ти у б и того папу». И ещ е зап и са л а сестра: «М ам а п осл е расск азы вал а, что с ней бы ­ ло. Т рое, которы е ее из д о м а увели , стали допы ты ваться во д в о р е сборни: «Г овори , где м уж и к , не то тебя сей час убьем ». М а ­ хали плетью , совал и наган в лицо и о дн о твердили: «Г овори, г д е м уж и к!» М ам а им: «Н ичего не зн аю , хоть убей те». А т у т п о д ­ скакал вер ховой и крикнул: «Б росьте. Н аш ли». М ам а п онял а, про к ого это, сх в а ­ тилась за д у л о винтовки, стал а кричать: «У бейте меня! У бей те м еня!» Н о ее б р о си ­ ли и уш ли. А мы все в эт о врем я глядели в окна на улицу, к уда д я д я Ф едя у в ез п апу и к уда уходил и и у е зж а л и м уж ики... К огда д я д я Ф едя вернулся, он стал со в ­ сем помеш анным. Он у ж е не п лакал, а н а­ оборот, стал д а ж е веселым и про все п о за ­ был. Ч асто у н ас спраш ивал: «Ребятиш к и, где у н ас карты ? Д а в а й т е сы граем !» М ам а велела' хіне бы ть все врем я в о зл е него, не спускать с н его гл аз, чтобы он чего не н а­ делал. О т него никак не могли д озн ать ся, куда о н .о т в е з п апу. Л ю д и после ск азал и, что п о д ъ ех а л к к л адбищ у, как р а з к огда закапы вали в сех уби ты х...» Т еперь наш а сем ья, о б р азов авш аяся из трех, являла ж а л к о е зрелищ е: ш естеро ре- бятиш ек-сирот, д в е уби ты е горем б есп о ­ мощны е стар ухи , не вы пускающ ая из рук «писания» и п угаю щ ая всех «концом св е­ та» тетка А нна, помеш анны й д я д я Ф едор , все ещ е не п охор он ен н ая м ам а и тетя М аш а, у к оторой ч ас н а за д уби л и м у ж а и на к оторой все п о-п р еж н ем у п р о до л ж а л о держ ать ся . С колько ж е н адо бы ло м уж еств а и силы воли, чтобы о дн ой , не зн ая , что сул ит за в ­ трашний день, поддерживать нас, беспо­ мощных и убогих, вселять надежду на луч­ шее, подчинять себе, заставлять слушаться? И тетя Маша это делала. Она только ста­ ла молчаливее, суровее и строже. Но имен­ но сейчас этого в доме и не хватало. Я ходил за тетей Машей по пятам и ждал, чтобы она заставляла меня что-ни­ будь делать. С нею мне было лучше. Мы собрались на речку, по воду, остано­ вились на крыльце, чтобы прислушаться к нездоровому, лихорадочному пульсу дерев­ ни, и тут же уловили перемену. Не лаяли охрипшими от натуги и предчувствия беды голосами собаки, не звенела больше неисто­ во наковальня в кузнице Сидора, не скака­ ли' по улицам верховые. Перемена эта про­ изошла в час, когда все мы оплакивали смерть дяди Гоши и были безразличны к происходящему за пределами дома. — Смотри, смотри! — показала тетя Ма­ ша рукой за речку. — Вон, прехали... На той стороне, за деревней, где на гор­ ке стояла «мангазея», вытягивалась на копыловскую дорогу длинная вереница вер­ ховых — камышенское «войско» отправи­ лось «громить» и «свергать» Советскую власть. — Поезжайте, поезжайте! Они вас встре­ тят! Они вам покажут! — приговаривала тетя Маша, пока мы ходили на речку. До самого вечера она была возбуждена, даже оживлена и все повторяла: — Скоро им конец! Скоро им, собакам, конец!.. Конечно, она знала больше всех нас, мо­ жет быть, даже больше тех, кто сейчас ехал воевать с Советской властью, даже наверное больше. Кругозор городской рабо­ чей, пусть и малограмотной, был куда ши­ ре, чем у мужиков, живших слухами, про­ вокациями да подстрекательством. Она об­ щалась с коммунистами, с людьми, знавши­ ми положение в стране и мире, слышала их разговоры и имела какое-то представление о расстановке враждующих сил, об успе­ хах Советской власти и потому даже в эти кошмарные, беспросветные, как многим ка­ залось, часы прочно верила в «собачий ко­ нец» повстанцев и убежденно внушала это нам всем. Она ждала. И она дождалась, и первая оповестила об этом в ту минуту, когда никто и думать не смел о том. Вечерело. Тетя Маша собиралась доить коров. Я пошел с ней — убираться со ско­ тиной. И опять остановились, прислуша­ лись на крыльце. За густыми березняками, отделяющими Камышенку от деревень к северу, чуть ро­ зовел зимний закат. Деревня затаилась в роковом ожидании. Когда' все кончится? Чем кончится? Вдруг тетя Маша цепко ухватила меня за плечо. — Слышишь? Ты слышишь?! — чуть не закричала она.. — Это наши! — И с плачем радости метнулась в дом: — Слушайте! Слушайте! Наши идут! Наши... Пулемет же... Слышите, пулемет?! Это наши бьют их как собак! На улицу высыпали все. Слушали. Мол­ чали. Верила в то, что говорила, пока одна тетя Маша. Она чуть не со слезами сердясь настаивала: — Вот увидите... Я же знаю! Сердце. чует! Соколики, ну где же.вы были раньше, 133