Сибирские огни, 1982, № 2

какого смысла развивать эту бесперспективную ферму не имело, а лик­ видировать тоже причин не было. Худо-бедно, давала она неплохую до­ бавку к значительно возросшему общеколхозному плану. Вот услуги старого Боди и совсем одряхлевшего Высокого Серка больше не требовались. Молоко с Тасархайской фермы стали возить на грузовике. Паводок отрезал ферму от центральной усадьбы, и машина застряла в пути. Пришлось отправлять на тракторе Шагдарона, он почти до самой фермы пробился... На другом берегу дороги ждала его подвода, возле которой стояла еще сильнее раздавшаяся Пагма. Она уже сняла с телеги наполненные молоком бидоны и, поглядывая, как медленно, устало перебредает Гом- бо-Доржи, не утерпела, съязвила: — Ты, однако, не был таким слабаком! Неужели Удамбра всю твою силу отняла? Острым шилом кололи злые слова Пагмы, но Шагдарон все же смолчал. В Пагму будто бес вселился. Еще подделаз — Как твоя молодая жена поживает? — Что с ней случится,— буркнул.—Хорошо. — А-а, болтай! Мне-то мог бы и не врать. И чего ты ее выбрал? Кого бы из нас спросил, не промахнулся. То ли не знал, как мы с ней уживались? Тебе что, а Дундай-абгай от нее терпеть приходится... — Перестань! — прохрипел он. .— Жди-ка! Все тебе выскажу. Давно хотела,—усмехнулась Паг­ ма.— Ты мне вот что скажи: зачем сверстницу мою обидел? Чем тебе Сэренцу не подошла? Лицом? Сердцем своим? Характером?, Шагдарон поостыл. Нечего ему было возразить. Кругом права Паг­ ма. А что ей ответишь? Правды не скажешь... — Давай, давай... Давно меня никто так не ругал. Пагма приняла его слова за издевку и совсем распалилась, выме­ щая свои обиды на всех мужчин, какие по земле ходят. Обвиненный во всех смертных грехах, Гомбо-Доржи не знал, то ли сердиться, то ли смеяться ему, хотя смешного в словах Пагмы было мало, и что бы там ни было, а дурная слава к этой женщине не приста­ вала. Себя он, во всяком случае, виноватым перед нею не считал. Слушал, слушал ее, стянул сапоги, вылил из них воду, выжал портян­ ки и намокшие штанины. Жестоко обошлась с ним война. Когда горел в танке, не только лицо, грудь и спину опалило, и ноги стянуло рубцами ожогов. Пагма, увидев эти рубцы, содрогнулась. Стыдно стало, что накину­ лась на него, прикусила язык. Отходчиво женское сердце. Она готова была прощения у Шагдарона просить. А Гомбо-Доржи, стесняясь, то­ ропливо намотал портянки, обулся. — Я на ферму не пойду. И молоко обратно не повезу.—Он усмех­ нулся.— Где мне, слабаку, полные фляги перетащить... Вода убывает. Завтра заберут —не прокиснет, если в воде бидоны ночь простоят. И эти, пустые, пригодятся. Я их на всякий случай прихватил. Передай там... Новое постановление вышло. Технику из МТС колхозам отдают. Я вот,— кивнул он через плечо,—уже на своем прикатил, на собствен­ ном, колхозном. И вам трактор выделен. Вместе с трактористом. Знаешь кто? Дугар Бороев. Ждите, скоро прикатит. — Дугардан?! —всплеснула руками Пагма.— Ты подумай! Вот Ханда порадуется. Растут наши детгі... Я тебе что скажу. Все загадыва­ ла: вырастут от черной коровы белые телята или нет? Однако будут! Моя-то Гэрэлма в музыкальное училище поступила. Не сглазить бы... Будешь в городе —узнай, как она там. Может, чем помочь надо... — Узнаю. Прихрамывая, Шагдарон побрел по воде. Как он и сказал, за ночь вода схлынула. Наутро приехал грузовик. Еще через день можно было ехать в любом направлении, выгонять на обсохшие пастбища скот. 6