Сибирские огни, 1982, № 1

Он даже изобрел собственную теорию о переселении душ, поверил в нее и, случа­ лось, проповедовал друзьям. Души умерших родителей, доказывал Артамонов, пере­ селяются в детей. И там живут. И потому до тех пор живы родители — пока живы дети. Однако всякий раз во сне Артамонов вспоминал, что отец умер. «Стой, стоп,— говорил он себе в какой-то момент.— Я сплю. Это мне все снится. Ведь он же умер. Да, умер». \ А вот сегодня было по-другому: он сказал себе во сне эти слова, но так явственно встал перед ним отец, так реально, что немедленно другая мысль перебила первур: «Нет, он живой. Просто мне снилось когда-то давно, что умер...» В поезде, в их купейном вагоне, по крайней мере, оказалось не так уж много пас­ сажиров. Артамонов, пользуясь этим, пошел к проводнице, объяснил прямо: едем на похороны, одна семья, вы уж не селите к нам больше никого — знаете, свое настрое­ ние, свои разговоры. Проводница, немолодая, ласковая женщина все поняла, сказала: поезжайте спокойно, я учту. Жена и сын сидели напротив. Артамонов посмотрел на них, таких непохожих, не­ родных друг другу, но бесконечно родных ему — и вдруг его прямо прожгла нежность и благодарность к ним. Нет, какие же молодцы! Не отпустили его одного. Поняли —■ нельзя. Ведь один он себя мыслями за ночь источил бы, загрыз. А мысли в таких слу­ чаях известно какие: о сыновьей неблагодарности. Хотя бы о. том, что за последние полгода, сколько ни сулился, а так и не приехал к матери. — Ну, что же,' Ксюша,—сказал Артамонов.— Доставай, пожалуй, липучку, Так он называл домашнее вино из малины, почти безалкогольное, но выпьешь стакан — и глаза сами слипаются. Как снотворное действует. Артамонов велел жене специально захватить его, хоть выспаться в поезде перёд завтрашним трудным днем. «Липучка» однако не помогла. Они только затеплели от нее, отмякли. Заговори­ ли, наконец, даже заулыбались. Почему-то Артамонов вспомнил и принялся рассказывать, как в сорок шестом или сорок седьмом году ходили они с матерью покупать корову, Прежнюю, Белянку, пришлось зарезать — она сломала ногу. Мясо, не съев ни кусочка, все продали, деньги (их много оказалось на вид, ворох целый, они тогда крупноразмерные были, «просты­ ни» — тридцатки, пятидесятирублевки) спрятали в сундук и, дождавшись июньского теп­ ла, отправились по дальним деревням. Вообще-то, коровы продавались и в городе, но здесь они были не по деньгам, а в деревне мать надеялась сторговать какую-нибудь и подходящую, и недорогую. Потому и берегли так деньги, вырученные за мясо Белян­ ки,— ни одного рубля не истратили, потому и сами даже свеженины не попробовали. Да, впрочем, белянкино мясо — как ни голодно было в доме — никому и в глотку не полезло бы. Это ведь пришлось бы есть и слезами умываться. Белянка была как бы членом семьи. Все лихолетье, всю войну на ней только и продержались. Отец на фрон­ те свою ораву з.ащищал, а Белянка здесь, в тылу, сохраняла. У нее и судьба — и жизнь, и смерть—■получилась какая-то солдатская. С солдатами ведь как случалось, с теми, конечно, кто уцелел, вернулся: колотится он там, холодает, голодает, в грязи, во вшах, умирает и воскресает, весь штопаный уже, латаный, а все здоровый — ни одна холера к нему не пристает: ни аппендицит, ни насморк, ни мигрень какая-нибудь. А домой вер­ нется, месяц-другой пожил и бац! — прободная язва. И сковырнулся мужик. Или еще обиднее, как с дальним родственником Артамоновых Федором Ухиным случилось. Вы­ пил он крепко на радостях, в честь возвращения, поскользнулся на улице, упал в лужу и захлебнулся. А на войне, между прочим, Днепр под огнем форсировал, в белорусских болотах тонул — и ничего, живой вышел. Белянка, в этом смысле, тоже как солдат была. Да еще солдат отчаянный, своен­ равный, упрямый. Первый раз она чуть было не скопытилась еще перед войной, вернее, по время финской войны, или вскорости после нее —Артамонов точно не помнил, боль­ но мал еще был. Тогда как раз они Белянку и купили, потому что враз ухудшилась только было наладившаяся жизнь, возникли длинные ночные очереди за хлебом, поис- чезали многие продукты. И вот мать пригнала откуда-то молодую белую коровку, плотненькую, крутобокую, с широким лбом и короткими кривыми рогами. Дело было осенью (все же, наверное, в сороковом году), огороды уже стояли пустыми, послед­ ние хозяева дорубали капусту. Через несколько дней Белянка объелась капустным листом, пережадничала, и ее вспучило. 5