Сибирские огни, 1982, № 1

впереди матери, а другой вцепился в луку седла. В дальней дороге его здорово растрясло — сидеть больно, ,но сейчас он и об этом позабыл. Поезда он видел только на картинках да однажды в кино. Пыль из-под вагонных колес застилает глаза, от горького паровозного дыма першит в горле. Приходится то и дело приникать лицом к спине матери. Но раз­ носится громкий гудок — так громко даже самый ревучий на ферме бык Мантуу не орет,— и Баир опять крутит головой. Все для него ново, все необычно. Полустанок уже близко — отчетливо видна круглая башня водокачки, почти вровень с нею стволы тополей. Сердце у мальчишки начинает биться сильнее: скоро он встретит отца! Баир его не помнит — совсем маленький был. Но отец-то должен узнать! Увидит мать, увидит коня, которого сам перед войной объезжал, увидит Баира. — Какой ты стал! — удивится отец. Как не удивиться? Баиру уже семь лет. Скоро в школу пойдет. Взволнована ожиданием встречи и Сэренцу. Четыре года назад, с этого же полустанка, провожала она Зандана на фронт. Сколько тогда, летним вечером, собралось здесь машин, подвод, верховых лошадей! Сколько съехалось народу яз разных сомонов! Зандан будто и не на войну уезжал,— такой был веселый, шутил, смеялся. Видно, не хотел ее расстраивать. Перед самым отправлением эшелона — осталось только запрыгнуть в теплушку,— помрачнел, обнял Сэренцу, наказал беречь сына, хорошо воспитать его. Долго от Зандана не было ни строчки. Чего только ни передумала Сэренцу, пока дождалась первого короткого письма. «Жив, здоров»,— сообщал муж, ничего не объясняя, почему молчал. Спрашивал о своем отце, о маленьком Баире, просил не тревожиться. Пришло еще несколь-. ко таких же коротких, торопливых весточек. Кому другому могли они показаться сухими, черствыми, только не ей. Зандан всегда и во всем оставался таким — внешне суровым, немногословным. Но Сэренцу ощу­ щала за каждым его скупым словом ласку, нежность и доброту. Она писала ему часто, подробно, не ожидая ответов на свои письма. Знала, как обрадуется он всему, что прочтет. Писала о сыне, о ферме, на которой остались одни солдатки, о том, что ее приняли в партию... Продолжала писать, когда, проходя мимо их дома, почтальонша вино­ вато разводила руками. Наконец, письмо пришло. Не от Зандана. Чужой рукой были написаны слова: «Ваш муж тяжело ранен. Лежит в гос­ питале». \ Еще месяцы волнений и тревог. Не успел Зандан сообщить, что вы­ здоровел и снова отправляется на фронт, как следом — казенный пакет: «пал смертью храбрых...» От всех скрыла страшную весть. Не верила, не хотела верить в его гибель. И как же была права! Год спустя Зандан дал о себе знать — быЛ в окружении, потом в партизанском отряде, недавно они соединились с частями Советской Армии. Многое переменилось к тому времени. Все чаще гремели салюты в Москве. В сводках «Совинформбюро» замелькали названия городов, освобожденных нашими войсками, названия, которых и слыхом не слы­ хали в далеких забайкальских улусах. Чаще стал писать и Зандан. Он тоже стал другим. Чем дальше уходил он на запад, тем острее чув­ ствовал разлуку с близкими, тем больше хотелось приблизить встречу. Словно искупая невольную свою вину перед родными за их тревоги, су­ ровый и немногословный, Зандан забрасывал письмами. Сэренцу прочи­ тывала их вслух деду Боди и маленькому Баиру, подругам-дояркам, снова и снова вчитывалась в дорогие строки. Наша армия уверенно шагала к победе. Бухарест! Белград! Вар­ шава! Будапешт! И наконец весь мир услышал ликующие слова: «Взят Берлин!» Девятого мая, как всюду, и в Галтае был великий праздник. Были песни и слезы, были брызги вина, звенели ордена и медали немногих фронтовиков, вернувшихся из госпиталей. На радостях даже хватили 31