Сибирские огни, 1982, № 1

шу: что, мол, поработать нынче? «А ты, матушка, не знаешь, первый день, на свете живешь, может, не выспалась?» И все с подковыркой, с ехидством. Сама возьмусь что делать — «Вот как, научилась в работницах, ремошница, и свекровь не спрашивает, рано в хозяйки-то лезешь...» Я терпела, терпела, а потом и сказала: грсподи! да что вы меня гложете, чем я вас обидела? Не зря от вас его первая жена ушла— так жить нельзя! Золовка Дарья закричала: что тебя в передний угол посадить да богу на тебя молиться, сучка голозадая?! Я не стерпела. Почему я сучка-то? — говорю.— Я ведь сво­ ей матери, как ты своим родителям, в подоле дите не приносила. Тут они совсем взбе­ сились — кинулись меня бить: и бабка, и вековухи. Толканули с крыльца, я через шесть ступенек катилась, кой-как поднялась — в крови. А бабка же кричит: караул! убивает ремошница!.. Прибежал дед Силантий, свекора-покойника брат: дура ты, дура, непуте­ вая! Что ж ты орешь? — ведь ты ее искалечила, она же на сносях Пойдем, Клавдя, к нам, пусть она, собака, бесится. Пришла я к ним, выплакалась вволю, а ночью наду­ мала: так жить дальше нельзя. Сколько лет я мучилась — и вот нашла себе счастье! Все мое горе встало у меня перед глазами. Поднялась я и пошла к речке. Хотела прыгнуть с крутого берега, а дед Силантий схватил меня сзади: что ты, милая, опом­ нись! Свет большой, даст господь и на твою долю счастья. Привел обратно... А утром увезли меня в больницу. Родила я ребенка до времени. Только два часа пожил он — и умер...» V Это был первенец матери. Его и назвать не успели. Потом пошли другие, и уж больше мать к омуту не бегала, как бы лихо ей не приходилось — жила для детей. •А сколько она их всего нарожала? Артамонов посчитал: был сын, его, как потом Ар­ тамонова, звали Тимофей — умер в младенчестве; потом Анастасия и Евдокия ,(эта тоже умерла), затем он и Константин. Через год после Кости —Валентина: она прожила недолго. А в сорок первом году, в сентябре, мать,— она в тягостях была,— испугав­ шись, что останется с четырьмя (отца вот-вот могли мобилизовать), тайно сходила к какой-то бабке. Артамонов в ту осень упросился в школу, хотя ему еще семи лет не было. Но проучился он только две недели, а потом пришлось бросить — некому было ходить за больной матерью, и младшим братишкой: отец со старшей сестрой как раз куда-то уехали. Мать болела тяжко. Лежала почерневшая, с запекшимися губами. Просила толь­ ко пить и, когда он подносил воду, шептала: «Ты не пужайся, сынка, я ничего... я ско­ ро». О причине ее болезни Артамонов догадался позже, когда стал повзрослее, дога­ дался, нечаянно послушав один бабий разговор. А тогда не мог понять — за что вернувшийся отец ругает мать? Она лежит пластом, а он ругается. Заканчивались воспоминания матери среднеазиатским периодом (они с отцом жи­ ли там короткое время, прежде чем перебраться обратно — и навсегда — в Сибирь). «...Вскоре получили мы с папкой квартиру. Стали жить лучше. Два года жили хорошо. На третий год начальники наши утеряли наряд на хлеб и все продукты. Зна­ чит, полгода голодовать всему совхозу. Стали сокращать рабочих. Сократили и меня, оставили одного папку и один паек на семью. Люди начали разъезжаться, бежать кто куда. А мы все надеемся: вот, может, получшает. А ждать-то нечего. И лопнули на­ дежды. Поднялась я как-то, стала лохмотки перетряхивать — может, найдется что сменять. Набрала кой-что, пошла в ближайшее село, там русские жили, ходила целый день, сменяла три вещи. Вернулась вечером: сидит ваш отец, задумался. Соскочил, снял с меня сумку. «А я, мать, уж и не думал, что вернешься ты: там, за главным ары­ ком, женщину нашли мертвую... Вот пришел домой, обед принес: тебя нет, дети спят — голодные»... А сам-то поел что? Он мнется: чай пил. За весь-то день!.. Побудили детей, накормили, сами поели. Стала я говорить ему: отец, я вот что надумала — заберу де­ тей, пойду куда-нито в деревню, может, и наймут где. А тебе одному пайка хватит. Он голову повесил: «Кому ты нужна с двумя-то? Не ходи. Уж лучше будем вместе уми­ рать. А может, еще и выхлопочут что»... Но я все-таки собралась. Проводил он нас за совхоз километра два, и пошла я с малыми детьми. Меньшая на руках, Таська следом бежит. Жара. Идем — куда, не знаем...Таська уморилась, стала плакать: мама, куда мы так долго? Доченька, говорю, потерпи маленько, вон коровки ходят, мы сейчас молочка попросим. Свернули с доро­ ги: там юрта стояла — пошли к ней. Как выскочили на нас собаки, большие, как ов­ чарки! Я перепугалась, детей под себя, сама на них упала. Ну и начали они с меня клочки рвать!.. Подбежала хозяйка, отогнала собак, меня подняла. Я в себя не могу 28 *