Сибирские огни, 1982, № 1

любил, не упускал случая. А если не подраться, то хоть силой помериться. То напере­ гонки с кем-нибудь бежать ударится, то подобьет мужиков ось от вагонетки выжи­ мать— кто-больше. Однажды привязался к Артамонову — тод<е во время студенческих каникул: «Слухай, ты боксер, да? Сколькбго там разряда-то?.. Давай цокнемся на пробу, раз ты меня, раз я тебя. Давай, а? Я заслоняться не буду. Только по лицу, договоримся, не бить». Артамонов, дурачок молодой, согласился. Да они еще выпили маленько за встречу — так-то, может, и в голову не взбрело. Он попрыгал перед дядькой, ткнул его снизу, под дых. Дядя Гоша хэкнул, поло­ вил ртом воздух — прозевался. «Ну, теперь держись —я тебя»,— и сунул племянника кулаком в грудь. Артамонов вышиб спиной избяную дверь и, кувыркаясь, улетел в сени. Как еще шею не свернул. — Да какой я теперь драчун,— сказал дядя Гоша.—Отмахался... Хотя, был не­ давно случай. После работы загорелось мужикам выпить. Скинулись по рублю. Ну я тоже рубль дал. Сбегали, принесли три бутылки красного, Выпили по стакану — мало. Давай еще. А я им: хватит, ребята, шабаш. Я на дежурстве, у меня база, материаль­ ные ценности. И вам домой пора. Здесь не ресторан — до ночи гулять. Ну, один мо­ лодой парень, электросварщик, дурковатый такой, попер на меня буром: ах ты, пень трухлявый, я те щас!.. А я на ящике сидел, спиной к оградке — оградка там у нас же­ лезная, сварная. Как я повернулся к оградке-то, ухватил рукой один прут — так а двух местах сварку и оторвал!.. Артамонов скорчился, затрясся молча. Громко смеяться было нельзя. — Ну, дядя Гоша,— сказал он, утирая слезы.— Если ты сварку в двух местах еще оторвать можешь, то с государственной машиной подавно справишься. Ты ее за неделю по винтикам раскатаешь. Шутка его примирила спорщиков. Поверженный было дядя Василий воспрянул. — Это точно! В таком смысле справится. Ломать — не строить: душа не болит. Верно говорю, Георгий Спиридонович? И дядя Гоша, посмеиваясь, согласился: — Ломать, конечно, не строить... Про мать они тоже поговорили — не смогли уйти от этого. — Ты прости, Тимофей Петрович,— толковал Артамонову дядя Василий (он лю­ бил ко всем обращаться по имени-отчеству).— Папка твой, конечно, хороший человек был, душа-человек, и мы с ним крепко дружили, вот Георгий Спиридонович не даст соврать. Но — не подумай, что я как родной брат,— в доме у вас головой все же мать была. — А у него чья голова? — попробовал возразить дядя Гоша, кивнув на Артамо­ нова.— Он же вылитый отец. Я другой раз гляжу на него и аж вздрогну — Петро! Да я не про ту голову, Георгий Спиридонович. Я же иносказательно. Разве же отец глупый мужик был? Кто это может сказать? Я про то, что Г О Л О В А ! Характер! На ней все держалось, и тут ты спорить не можешь... А почему — знаешь? — Это уже Артамонову: — Эх, если б ты всю ее жизнь знал, с малолетства! Такое ни в одной книжке не прочитаешь... Шла вторая бессонная ночь. Артамонова словно выдубили. Было ощущение, что остались только кости да кожа (он прямо физически чувствовал, как обтягивала она скулы, челюсти) — и какая- то утрамбованная, утоптанная пустота внутри. Константин и Миха давно спали в Ольгиной комнате. Увела тетя Маруся туда же заслабевшего от водочки дядю Василия (он всегда-то на нее не шибко крепкий был). Сморился и дядя Гоша. Артамонов же все бодрствовал. Долго еще пил чай с Оксаной и сестрою_те- • перь они заняли оставленную мужчинами кухню. Наконец, женщины его уговорили: ложись поспи — сколько можно? Я тебе в маминой комнате на кровати постелила,— сказала сестра. Не надо, твердо отказался Артамонов.— Кровать вам с Оксаной. Ему, правда, не нужна была кровать в состоянии этой невесомости. Он бросил в простеночке, в закуте перед Ольгиной комнатой, свой кожушок, аа нем и свер­ нулся. ґ ...И начался их самый трудный день. Начался он с ударившего внезапно дурного крика, причитаний. Артамонов очумело вскочил. Не понял со сна: где он? что с ним?.. А это, оказывается, соседская тетка пришла попрощаться с бабой Кланей. Ей, ви- \ 21