Сибирские огни, 1982, № 1

Возвращались опять наверху, на возу с сеном. Везли еще полмешка овсяной му­ ки, знакомая старуха в деревне Безруковке уделила. Мать положила голову на мешок, мука через мешковину пудрила ей волосы. — А что, Тима,— говорила мать, глядя в небо.— Вот приедем сейчас домой — а там папка ждет, а? (Артамоновы уже месяца два, как получили от отца письмо: «Лежу в госпитале, ранен легко, скоро ждите домой...») Господи, какое это было счастье: ехать под чистым небом с веселой, разговорчи­ вой матерью, знать, что корова теперь с кормом, что вечером будут овсяные блины, и под радостный стук сердца думать: а вдруг, правда, отец уже дома? У сестры не спали. Горели в квартире все окна. Уже собрались самые близкие родственники. Дядя Василий пришел — младший брат матери, с женой — тетей Мару­ сей; дядя Гоша — младший брат отца. Были и трое- взрослых сыновей дяди Василия, но эти только помогли занести гроб в квартиру и до завтра распрощались. Чего больше всего опасался Артамонов, то и случилось: сестра упала на грудь матери и завыла. Хуже даже получилось, чем он предполагал, страшнее. Он ждал: ну покричит, попричитает — и все. Без этого не обойтись. Но она растравила себя причи­ таниями, зашлась до синевы, до припадка. Дядьки раскрылатились беспомощно — они сроду-то баб уговаривать не умели. Тетя Маруся с Оксаной тщетно пытались ее утешить тщетными же словами: «Да Та- сенька, да что ж теперь сделаешь, да ведь назад не вернешь... уймись, хватит...» Взялся было уговаривать сестру Артамонов — бесполезно. Коля Тюнин, не успевший уехать,— опять он! — разрядил обстановку. Силой оторвал сестру, увел в другую комнату, посадил на диван. — Ну-ка, цыть! — сказал и кулаком по колену пристукнул.— Ты что... У тебя од­ ной горе? Твоя это только мать?.. Посмотри на братовьев. Они сегодня побольше твоего вымотались — с ног валятся! Им не по семнадцать лет! Кувыркнется щас какой- нибудь — не так завоешь!.. Артамонов и правда задохнулся от этого крика, не выдержал. Позвал на кухню дядек, вынул из холодильника бутылку водки: — Ну-ка, давайте, дядья, выпьем. Дядьки не заставили себя просить, у них тоже смутно было на душе. Выпили. Сразу, вроде, полегчало. Разговаривать только пока не знали о чем, молчали. Тема-то была — о случившемся, но что же теперь всё об этом. И Артамонов просто спросил: — Как живешь, дядя Гоша? Он потому спросил о жизни старшего дядьку, что у младшего все теперь было нормально: сыновей вырастил, на ноги поставил, и они хорошо пошагали своими но­ гами: переженились, да как-то все удачно, квартиры получили, машинами обзавелись, внуков дяде Василию нарожали. А дядя Гоше два года назад схоронил свою старуху и остался бобылем в пустом доме. Дядя Гоша, как ждал этого вопроса, охотно заговорил: — Ничего живу, неплохо. Пенсия у меня хорошая, да я же еще работаю, сто­ рожу базу — сутки через двое... Жениться собрался,— неожиданно сообщил он. Язвительный дядя Василий прищурился: — А не рассыплешься, Георгий Спиридонович? До женитьбы-то? Ты ведь сестре- покойнице ровесник. — Небось,— даже не глянул на него дядя Гоша,— я еще в баню каждую неделю хожу, дак по три раза на полок залажу. Молодые не выдерживают.— И продолжил о своей жизни:— Телевизор купил, два костюма себе справил. Глянь-ка вот — как тебе костюм? — он поднялся в рост. Костюм на дяде Гоше был хороший: дв'убортный, солидного, сдержанного цвета. И рубашка хорошая — в полоску. И галстук: Артамонов невольно залюбовался дядь­ кой, особенно лицом его — грубой резки, но по-своему красивым, внушительным. Дядя Василий, хотя годами был помоложе, выглядел изношеннее: черты лица помельче, стершиеся, и сам пожиже, и одет позатрапезнее. Выпили еще маленько. Водка никого не брала. Она вообще —Артамонов заме­ чал — в напряженные моменты жизни не хмелит, отупляет только и тем поддер­ живает. 19 2 *