Сибирские огни, 1982, № 1

Вылезла она из трамвая до предела взбешенная. «Что же это такое?!— дума ет,— Где же мужики-то?! Где мужчины настоящие?.. Ау!..» Подходит к своему дому, к девятиэтажке. А надо сказать, Артамоновы получили квартиру в доме, который, когда к сдаче готовился, был объявлен домом «с улучшен­ ной планировкой». Хотя все «улучшение» свелось к тому, что ванну от туалета отде­ лили. Но из-за такой рекламы — «с улучшенной планировкой» — в дом понабилось много разного проворного люду, умельцев всю жизнь менять «хорошо» на «получше». И вот заходит жена Артамонова в свой двор и вгідит, наконец, этих самых на­ стоящих мужчин. Стоят они — молодые сытые, в штанах-трико. Стоят на детской пло­ щадке, развесили на качелях, на шведской стенке дорогие ковры и пыль из них тен­ нисными ракетками выколачивают. Дальше так было. Жена вбежала домой, бросила пальто — не повесила, а именно бросила на диван и сразу начала звонить подруге: — Люська! У тебя выпить есть?.. Зайди!. Нет, сейчас зайди — душа лопается! Артамонов встревожился —жена была совершенно непьющая, и вдруг: «Люська, выпить есть?» Хотел было спросить, что случилось, но жена так саданула мимо него, что занавески на окне взметнулись. Прибежала Люська с бутылкой портвейна, они выпили на кухне, и жена стала рассказывать подружке про открытие, так ошарашившее ее. — Ну, скажи, Люська, что это?! — выкрикивала она.— Что делается, скажи?.. Ведь нет мужиков-то! Одни пьют и пьют, спились уже в труху, в половое тряпье, а •другие, козлы...— Тут жена выругалась так, что Артамонов за уши схватился.— Другие пыль из ковров выколачивают. Все! Середины нет!.. Это ж конец света, Люська! Это — хуже войны!.. Артамонов не вышел к ним, трусливо просидел в кабинете. Жена поносила весь род мужской, и хочешь — не хочешь, а получалось, что, рикошетом, и его тоже. Хотя Артамонов не причислял себя ни к той, ни к другой крайности мужчин. Он, конечно, выпивал, случалось и крепенько, но, как говорится, ума не пропивал, а уж тем более не терял человеческого облика. Что касается ковров, то их у Артамонова сроду не было. И впереди они не предвиделись. По принципу: в сорок лет денег нет — и не будет. Однако и к «середине», к некоему идеальному образу настоящего мужчины, о котором, выходит, тосковала супруга, Артамонов тоже не относился. Дело в том, что Артамонов был неудачником. Хотя, возможно, слово это и не совсем к нему подходило. Ну грубо сказать — неудачник. И, главное, он знал причину своей невезучести. Жила в нем, по выражению одного старого товарища, «дурь африканская» — то есть детская наивность (это в седом-то мужике!) и несовременное правдоискательство. Он про себя, про свой характер такую притчу сочинил. Допустим, идет собрание в какой-то строительной, скажем, организации. Выступает с трибуны оратор. Так и так, говорит, за истекший период заасфальтировали мы столько-то километров дорог, отрыли траншею под канализацонный коллектор, уложили в нее бетонные трубы, привезли четыре машины песка в подшефные детские ясли и так далее и так далее. Но — тут оратор переходит к негативной части — есть у нас, товарищи, отдельные не­ доработки и упущения. А именно: до сих пор остается лишь в проекте наружный туа­ лет на два очка. Стыдно, товарищи! Особенно это касается Иванова, не обеспечившего объект пиломатериалом, Петрова, затянувшего дело с гвоздями, и Сидорова’— не скор­ ректировавшего их действия. Это один тип оратора. А вот другой. Выскакивает он петухом и, пропустив все достижения, как плано­ вые и само собой разумеющиеся, начинает крыть недостатки. Слушайте, говорит, брат­ цы, да что же мы этот, извиняюсь, задрипанный сортир до сих пор не сколотили? Сколько же будет женский конторский персонал в кустики бегать? Иванов, чего глаза прячешь? Куда доски девал? На собственную дачу, небось, уволок?.. Петров! Ты что, из этих гвоздей спагетти делаешь?!. Так вот, первый оратор, хотя он тоже недостатки не замазывает, выйдет в началь­ ники и преуспеет в жизни. Второй же — никогда. Так и останется он крикуном, от ко­ торого все обстоятельные люди будут морщиться, как от зубной боли. Артамонов был именно вторым типом «оратора». Знал про это, силился переде­ лать себя и не мог. Да д поздно ему было переделываться. Когда-то молодому журналисту Артамо­ нову именно бескомпромиссность сделала имя. Его статьи, фельетоны, очерки охотно г й