Сибирские огни, 1982, № 1

Если без операции. А если, мол, прооперировать — есть шанс, что протянет и несколько лет. Кто их поймет, эскулапов этих. Артамонов посоветовал: «Соглашайся, батя». А рак-то оказался неоперабельным. Отца зашили, сказав: вырезали у тебя, дядя, язву — будь спокоен. И он после этого жил еще восемь месяцев. Последние три, прав­ да, уже не поднимался с постели. Артамонов потом исказнил себя: ведь на лишние муки обрек отца своим советом! Умом понимал, что не виноват, что сам цеплялса за этот последний шанс. А все равно. И много лет спустя, стоило ему вспомнить тогдашнее свое твердое: «Соглашай­ ся, батя» (они сидели на скамеечке в больничном дворе, и отец смотрел на Артамонова с такой верой, будто он, если не бог, то, по крайней мере, академик),— стоило лишь вспомнить — и Артамонов прямо стонал от боли... Через дорогу, в мастерской, мужики ладили гроб. То ли это мастерская была, то ли жилой дом, то ли все вместе: Артамонов заглянул туда, да так ничего и не пойял. В общем, брат сказал, что распоряжение насчет гроба председатель поселкома еще с вечера отдал. Артамонов вздохнул: мужички-то после праздников. — К обеду хоть успеют? — Должны бы,— неуверенно пожал плечами брат. Он понял, о чем думает Арта­ монов.— Если затянут, то по этому серпантину, в гололед... темнеет теперь быстро... — Вот именно,— согласился Артамонов.—А может, им это... подремонтировать здоровьишко? — Что ты! Тогда совсем хана: попадают — краном не поднимешь. Мужики к обеду, конечно, не успели. Артамонов нервничал, несколько раз заходил в мастерскую — в расчете хоть при­ сутствием своим их подстегнуть, глаза помозолить. Ни хрена I Трое мужиков ползают с утра вокруг пяти досок, крутят их, кромсают, вымеряют чего-то, лаются между со­ бой. Курят только дружно и подолгу. Да у них там четвертый еще был, здоровый де­ бильный парень, полунемтырь. Этот один что-то делал. Заскакивал Коля Тюнин, прямо спрашивал: — Ну, долго еще будете копаться? — Щас вот, погоди, наладит,— кивали мужики на немтыря. Немтырь, стоя на коленках, возился с электрофуганком. Электрофуганок у них, видишь ли, барахлил, а так они, ручками, ничего уже не умели. Или не хотели. Мастера!.. Артамонов удивился (уже который раз в жизни приходилось этому удивляться): куда же подевался деревенский мужик? Тот самый — сметливый, ухватистый, додель- ный, который, если надо, умел и с топором, и с долотом, и с шилом управиться, если даже ни плотником, ни сапожником при этом не был?.. Ну что это вот сидят... тря­ суны какие-то полуживые. Да впрочем, разве только в деревне он исчез? А в городе... Нет, правы, наверное, женщины в своем коллективном презрении к обессилевшему, ни на что не годному, траченому мужицкому полу. С женой Артамонова, женщиной в общем-то спокойной и не лишенной чувства юмора, один раз на этой почве прямо-таки припадок случился. Она вдруг открытие для себя сделала. Ну не открытие, а укрупненно, сконцентрированно увидела это стремительное деградирование. Бывают такие моменты. Возвращалась она вечером с работы. Маленько подзадержалась, но не спешила: пройдусь, думает, хоть полдороги пешком, подышу. В магазин там какой-нибудь заско­ чу — может, чего выбросят. А дело было в пятницу. И, конечно, на улице уже полно пьяни. И на улице, и в трамваях, и возле магазинов. Успели уже остаканиться. Она раньше про это не то чтобы не знала, а как-то внимания не очень обращала. Ну, как бывает: идет человек — «асфальт изучает», о своем думает, глаза у него «вовнутрь» повернуты. А тут она глаза подняла, и все это у нее, так сказать, сфокусировалось. Да ладно бы просто выпившие попадались. Другой человек выпьет, оживится хоть на время, разрумянится, шагает орлом. А тут все подряд такие, что уже нос в воротник и ни тятя, ни мама. Вдобавок, один алкаш на нее в трамвае, навалился, как на подпорку, и она две остановки на плече его везла — чуть не стошнило ее. 15