Сибирские огни, 1982, № 1

* Сестра говорила так, словно у Артамонова были какие-то раздумья: ехать ему или не ехать. — Давайте я поеду,— вызвался Миха. — Нет, парень, останешься при женщинах. В качестве рабсилы. У них здесь тоже забот полно. — Выпей хоть чаю,— засуетилась сестра. Артамонов, обжигаясь, сделал несколько глотков. От еды отмахнулся. — Все,— сказал.—Поехали. Как только выбрались за город, Коля поддал газу. — Надо, блин, торопиться,—объяснил он.— Впереди —дорогу-то знаешь — пойдет с горки на горку, и если там эти дорожники, блин, песочком не потрусили — будем ползти. Вон как схватило — зеркало! Ехали. Жали. Курили крепчайшие сигареты «Памир». Коля специально набил ими полный «бардачок»: прочищают Ілозги. — Да, пожила бабушка,— говорил Тюниц, крутя баранку.— Такой, случай, когда можно не убиваться. Пожила. Это отец у вас рано помер — я его не знал. А бабушка пожила. Сколько ей было? Семьдесят четвертый?.. Ну, могла бы еще, конечно. Но все- таки... Возраст. Вроде, утешал. А через несколько километров: — Ты, блин, не обижайся, но заездили вы бабушку. Я и Косте прямо говорил: заездили. Трое вас, а она пахала. До последнего дня. Имела она право отдохнуть — нет? Артамонов знал: мать Коли Тюнина, будь она жива, при таком сыне не «паха­ ла» бы. Он бы ее на сундук с добром усадил и пряниками печатными кормил, из соб­ ственных рук... А они, верно, заездили. — Слушай,— морщился он,—думаешь, я не понимаю, что ты прав? Прав! На сто процентов. Но ведь ты бабу Кланю тоже знал. Знал? Тогда-скажи: усидела бы она там, где сытнее и легче? Она вон ко мне в гости, бывало, приедет на неделю — так из­ мается вся: «Ох, сижу( как барыня! Ох, руки сложила!» Ее Оксана из кухни чуть не взашей выгоняла. Вот честно тебе скажу — надоедало даже. Терплю, терпллю — ну неудобно ж'е родную мать выпроваживать,— а потом прямо спрашиваю: мама, поку­ пать, что ли, билет? «Ну, бери»,—- «На когда?» — «Да лучше б на завтра...» Вот так... Она почему у Кости последние годы, как ты говоришь, пахала? Почему бы ей в горо- де-то не жить? Квартира — слава богу, всем по комнате: Таське, Ольге, ей... Да потому, что у Кости, как говорится, семеро по лавкам: три соплюхи. Потому, что сам он — с утра до ночи в школе. Жена с утра до ночи в школе. А получают за эти «с утра до ночи» —чтобы только-только концы с концами свести. А! — ладно... И не ковыряй душу. Коля Тюнин соглашался. — Да-а, туда, где сытнее, не поехала бы... Да-а, блин, тяжело в деревне без нагана. И тут же принимался ругать Костю. Кого-то ему надо было ругать — непременн®. — От, блин! Сторговал ему тут «горбатенького» — «Запорожца». У инвалида одного. До двух тысяч сбил цену. Дед его так раскурочил — ни одна мастерская не соберет. А я бы сделал. Потерпи, говорю, блин, чуть-чуть, я из него еще сотни четыре выжму. Дед-то ведь металлоломом торговал — совесть чиста!.. Наоборот — он нас гра­ бил, хрыч. Нет! Купил мотоцикл с коляской. За тыщу четыреста. Подвернулся, гово­ рит. В долги залез по макушку. А на хрена он ему, скажи? Три колеса и грудь-паруса. При его-то легких!.. От, блин, доходяга!.. Еще бы маленько — и он свой выводок куда хочешь под крышей возил бы... За сопками, за перевалом (дорожники все-таки потрусили песочком, и Коля сме­ ло гнал свой «ЗИЛ») открылась деревня. Не деревня, собственно, а рабочий поселок по официальному статусу: пять тысяч жителей. По европейским масштабам — городок. И немалый. Но все же деревня — куда денешься. Разбросанная, размазанная: из конца в конец час пешего хода. Брат Константин встретил их у калитки дома, выскочил на шум мотора, догадал­ ся. Почерневший, щеки запали, ц усах — седина (вроде бы Артамонов не замечал ее раньше). Сейчас он выглядел на все свои сорок, хотя обычно ему давали меньше: за худобу и мальчишескую живость. 13