Сибирские огни, 1982, № 1

ланную запись. Что это? Наше слепое пре­ клонение перед гигантом или нечто боль­ шее — постоянное наше сознание того, что здесь, когда мы имеем дело с гением, важ­ но все: всякая мелочь, всякий штрих. Ког­ да же речь идет о познании творений и жизни писателя, пожалуй, главным для про­ цесса этого познания являются (конечно, после самих Творений) его письма. Именно они, а не мемуары, среди которых бывают и тексты припомаженные, полные недоска­ занностей, а порой и прямой лжи, именно письма помогают нам заглянуть в сокро­ венное. Ибо на них, по словам Герцена, «запеклась кровь событий». Письма Достоевского. Их не так уж и много, гораздо меньше, чем у других ве­ ликих русских писателей. Они совсем иные, чем искрящиеся остроумием, злой иронией, умом, разностильные письма Пушкина. Они не похожи и на письма Че­ хова, полные мудрости и тоски. В них нет литературной отделанности, свойственной письмам Тургенева. В письмах Достоевско­ го, этого прирожденного писателя, литера­ тора до мозга костей, профессионала из профессионалов, очень редки... рассужде­ ния о литературе, точнее — теоретизирр- вания на эту тему. Он почти не писал пи­ сем «просто так»,— чтобы «поговорить», поделиться мыслями или из вежливости. Большинство писем — особенно после ка­ торги — посвящено каким-то конкретным делам. Это письма, посланные из необхо­ димости, потому что не послать было нель­ зя, невозможно. Исключение, пожалуй, со­ ставляют некоторые письма женщинам. В принципе он не любил писать писем и не однажды признавался в этом. «Я не умею написать письма и боюсь писать»,— читаем мы, например, в письме к писатель- нице Л. А . Ожигиной от 28 февраля 1878 года. Письма Достоевского. Чего только не происходило с ними! Достаточно сказать, что десятки, а может, и сотни их просто-на­ просто не дошли до нас, они утеряны и утеряны в большинстве своем, видимо, без­ возвратно. Исследователь Л. Р. Ланский да­ же посвятил этому специальную статью. Он так и озаглавил ее: «Утерянные письма Достоевского». В статье приводится мно­ жество примеров, когда точно известно, что было письмо тому-то или тому-то, было, но теперь его нет. Письма Достоевского. Их арестовывали и хоронили в секретных политических архи­ вах, их сжигали осторожные друзья и зна­ комые, боясь скомпрометировать себя связью с государственным преступником, с каторжником. Их тайно, с оказией неделя­ ми везли из Сибири в столицы, их проверя­ ли жандармские чиновники. Прошло много лет, и письма начали издавать. Издавать’ искажая их при этом купюрами, сделанны­ ми с разными, но отнюдь, конечно, не с ли­ тературными целями. Кто-то из издателей боялся или стеснялся высказанных в них мыслей. Кто-то просто не желал быть ском­ прометированным. Был даж^ случай (о нем особо), когда «автором» купюр двигала эле­ ментарная человеческая ревность — чувст­ во, как известно, весьма сильное. Впервые истинно научная публикация пи­ сем Достоевского была осуществлена в советское время. Это — известный четы­ рехтомник, выпущенный под редакцией А. С. Долинина с его же комментариями. Сам Долинин называл работу над четырех­ томником в большой степени коллективной, в предисловии к первому тому выражал благодарность за помощь многим лицам и организациям. Конечно, Аркадий Семено­ вич Долинин был человеком вежливым. Но недаром теперь эУот четырехтомник назы­ вают его, Долинина, исследовательским подвигом. Вот даты и цифры. Первый том вышел в 1928 году. Четвертый — в... 1959-мІ Трид­ цать один год потребовался Долинину для того, чтобы выпустить четыре не таких уж объемистых книги, довести до читателя эпистолярное наследие классика русской литературы. Кстати сказать, временное рас­ стояние между третьим и четвертым тома­ ми (1934— 1959 гг.) — 25 лет. Несколько цифр, характеризующих тща­ тельность, с которой Долинин вел поиски писем в архивах, в частных коллекциях, на страницах редких, полузабытых изданий. В четырехтомнике 934 письма. С момента же выхода в свет последнего тома было опубликовано лишь 13 новонайденных пи­ сем, причем, 7 из них нашли за рубежом (данные 1973 года). О том, какие трудности приходилось пре­ одолевать Долинину и его помощникам, видно из первых же страниц 1 тома. Этот том, надо полагать, не смог бы выйти в свет без короткого вульгарно-социологиче­ ского предисловия, предисловия, так ска­ зать, «сверхштатного», потому что после него идет действительно необходимое об­ ширное «Предисловие редактора», т. е. самого Долинина. Автор первого предисло­ вия пишет, что это издание может вызвать возражения: «Возражения первого рода могут отно­ ситься к самой необходимости или даже возможности распространения Достоевско­ го среди читателей Советской страны в период культурной революции и ожесто­ ченной борьбы е мистицизмом, идеализ­ мом, упадничеством и т. д.» Хоть и странно сегодня читать эти стро­ ки, но, по крайней мере, понять их мож­ но — такое было время. А вот дальше в предисловии говорится: «Совсем иного рода Сомнения может вызвать публикация именно писем Досто­ евского. Многие представители различных точек зрения в литературоведении отрица­ ют необходимость изучения биографии художника для историка литературы». Комментарии тут излишни. Где они те­ перь, эти «многие представители»? Письма полагается печатать в строгом хронологическом порядке, это закон. Но почему-то Центрархив, где хранились 25 писем Достоевского, потребовал от Доли­ нина Напечатать их «на особицу» — в кон­ це второго тома с вступительной (опять же «сверхштатной») статьей. Совершенно спра­ ведливо литературовед И. С. Зильбер- штейн называет сегодня это требование бессмысленным. О том, каких усилий стоил Долинину выпуск этого четырехтомника, говорит один только ф акт: издавался он в трех(!) различных издательствах: первые два то­ ма — в ГИЗе, третий в «Асасіешіа», четвер­ тый — в Гослитиздате. Причем, издатель­ 157