Сибирские огни, 1982, № 1

Новея родина ему полюбилась. По-рус­ ски он выучился говорить почти без акцен­ та. Больше того, в России он вторично ж е­ нился и имел от нового брака семерых детей Человеческий облик Теодора (а отныне Федора Федоровича) Штейна был, по от­ зывам многих знавших его,— прост и бла­ городен. Рассказывают, что родители его первой жены, носившие громкое имя ба­ ронов Розеншильд-Паулин, никак не хоте­ ли признавать того факта, что зять их всего лишь музыкант и что этот фрукт, ни с того ни с сего выбранный их самовольной до­ черью, не позаботился возрасти на каком- нибудь развесистом генеалогическом дре­ ве Вот они и велели своему слуге докла­ дывать о его приходе не иначе, как «барон Штейн», за что Ф едор Федорович не на шутку сердился и вразумлял слугу: «Какой я вам к черту барон? Пианист Штейн! Из­ воль так и докладывать». Просьба, конечно, оставалась невыполненной. В Петербурге Ф . Ф . Штейн сблизился с виднейшими русскими музыкантами (осо­ бенно с А. Рубинштейном). Многие из его учеников стали известными пианистами и музыкальными педагогами в России. Сре­ ди них был и такой, например, музыкант, как Феликс Блуменфельд. С большим вниманием и заботой относился Ф . ф . Штейн к своим ученикам. Не от него ли, много испытавшего, лишенного детства, пошла в роду Штейнов неистребимая и благовейная любовь ко всему живому (особенно к' маленьким детям)?.. Здесь мы расстанемся с Ф едором Ф е ­ доровичем. Когда этот труженик уже за­ канчивал жизненную свою стезю , выросли дети и многочисленные ученики его. Они разъехались во все концы России и взяли на себя его благородную ношу. ...Вероятно, многие новосибирцы в 30-х, 40-х, 50-х годах встречали подтянутого вы­ сокого старика, опрятно и старомодно оде­ того, с большими седыми усами. Со многи­ ми он ласково раскланивался. Когда его кто-нибудь случайно толкал, он извинялся первый. Надолго запоминался его взгляд, который мог дать представление об уме и доброте человеческой много большее, чем какие угодно слова. И никто, никто .из встречных думать не мог, что перед нй- ми человек, помнивший Чайковского, слушавший Антона Рубинштейна, близко знавший Глазунова и Лядова, профессор Петербургской консерватории и один из основателей музыкальной культуры Ново­ сибирска Алексей Федорович Штейн. Эстафету музыкального подвижничества он принял непосредственно из рук отца. Отец же был и его педагогом в Петербург­ ской консерватории, которую Алексей Ф е ­ дорович успешно окончил и, заменив Ф е ­ дора ' Федоровича на его посту, препода­ вал в ней много лет. Сказать, что он был кумиром своих учеников, значит сказать очень мало или ничего не сказать... Не только его рост, его внешность, его безу­ пречное умение владеть аудиторией сни­ скали ему любовь, и даже не только заслу­ женная репутация превосходного пианиста Алексей Федорович был добр, человечен И, что существенно, никогда не скрывал этого. Людям такого склада немало жутких 1 3 6 сюрпризов преподносит жизнь, но зато одаривает любовью все, что способно лю­ бить. О нем рассказываю т, что он никогда, например, не говорил вслух ни о ком ниче­ го плохого. Не из скрытности: он скрытным не был. Ему просто в голову не приходило говорить худое о лю дях — неважно, заслу­ живали они порицания или нет. Бывало, что ученики, окончившие его класс десятилетия назад, всю жизнь писали ему письма, при­ знавались в горестях, спрашивали совета. Стоит ли говорить, что отношение учениц к этому педагогу было совсем особое. Они влюблялись в него, кажется, в течение всей жизни, независимо от того, сколько ему было лет. Одна из самых способных и самых оча­ ровательных его учениц, Т. М. Котлярев- ская, стала впоследствии его женой. О т их брака и появилась у него любимая дочь (и ученица, конечно) — Мария Алексеевна Котляревская (в замужестве Краф т), с раз- говора о которой мы начали повествование. Незадолго до рождения дочери Алексей Федорович вынужден был оставить работу в консерватории. Время было лихое: гражданская война, разруха. В Петрогра­ де — голодно. Семья перебралась в Бело­ руссию, в Витебск. Там существовала толь- ко музыкальная ш^ола, но и ее было до- вольно, чтобы приезжий музыкант увидел возможность проявить свой опыт и способ­ ности. Алексей Федорович погрузился с головой в работу. Работа эта была самой разнообразной: он обучал пианистов, кон­ цертировал, читал лекции, писал статьи на тему о музыкальном просвещении, даже не чурался административных тягот — был не­ сколько лет директором музыкальной школы. Но вот что особенно важно: его влекло теперь к самым маленьким ученикам. Бывший профессор Петербурской кон­ серватории, привыкший общаться с куль­ турной взрослой аудиторией, он всей ду­ шой потянулся к детям . Д ум ается, что де­ ло тут не в том, что чем моложе ученик, тем легче сделать любителя м уз их любим­ цем. В самом облике и характере Алексея Федоровича что-то наводило на мысль о близости к Государству Маленьких Муд­ рецов. «Он рассказывал детям ,— свидетельству- ет педагог Ленинградской консерватории С. М. -Хентова,— о фортепиано как о жи­ вом^ организме, одушевлял его, наделяя свойствами сказочного существа, отвечав­ шего на любовь и ласку...» (Не правда ли, насколько интересней им еть-дело с роя­ лем, у которого, кроме зубов, есть глаза, хвост и уши, а главное — живая душа?) Вот именно это сочетание: доброта плюс фантазия, юмор и артистизм — как раз и образуют Минимум, совершенно необходи­ мый детскому педагогу. О сюда ведут пути к поискам и экспериментам. Сомнений нет: Алексей Федорович не только был учите­ лем фортепианной музыки, но в самом ши­ роком значении слова — учителем музыки. Он поощрял импровизацию,' опыты в сочи­ нении и сам очень много играл перед уче­ никами — это было наглядной демонстра­ цией того, что лучше один раз по-настоя­ щему исполнить м узы ку, чем сто раз о ней рассказать.