Сибирские огни, 1982, № 1

ная трава. Мать развернула тощий узелок: сухари, лук, посиневшие картофельные 'ле­ пешки. Артамонов, между тем, обегал в кустики по малой нужде. А сбегав, обнаружил вокруг заросли пучек и наломал их целую охапку. Потом вспомнил про ножичек- складишок и выкопал еще несколько луковиц саранок. Теперь бы Артамонов и не уз­ нал саранки, а тогда легко умел определять их — саранки были первейшим мальчише­ ским лакомством. — Чего долго-то? — встревожилась мать.—Живот схватило? — Да нет,— сказал Артамонов.— Во! — и вывалил свои трофеи. — Это что же такое? Едят, что ли? Артамонов очистил одну пучку, протянул матери. — Смотри ты! — удивилась она.— Правда вкусно. Луковицы саранок понравились ей еще больше. — Совсем еда! — рассмеялась она.—Ах ты, мужичок мой! Кормилец! Да с тобой, оказывается, не пропадешь. Вот дожила, слава богу. Она все смеялась, качала головой: «Ах ты, проворняга!» И плакала. Слезы катились по щекам. Артамонов видел мать плачущей и раньше... когда отец был на фронте. Мать, бы­ вало, сядет с каким-нибудь шитьем, штопкой или вязаньем и тихонько запоет. Запоет что-нибудь самодельное, как запричитает. И побегут, польются у нее слезы. И так тоскливо делалось от итого ее пения-плача, что они, ребятишки, просили: «Мам, не надо. Перестань».— «Ну, не буду, не буду,— говорила мать, поспешно смахивала сле­ зы.— Это я так, раздумалась что-то». А теперь мать смеялась и плакала. Сверкали зубы, ямочки играли на щеках, и в слезинках вспыхивало солнце — мать сидела лицом к нему. И такой красивой была она в этот момент среди ромашек, что у Артамонова даже в носу зашекотало. Он и не знал, что мать красивая. Любил ее, конечно, как всякий ребенок любит свою мать. Но красивой не считал, не видел. Красивыми были другие — нарядные соседки, при­ ходившие в гости по праздникам. А мать сроду нарядно не одевалась, не было у нее нарядов. Простая темная кофта да юбка, хлещущая по ногам (мать и по дому-то тихо не ходила, вечно носилась), да платок, повязанный по самые брови. А здесь нарядом ей был ромашковый луг и смех ее, и радостные эти слезы. Артамонов опустил глаза, застыдился. Эх, сказать бы ей тогда: «Мам, какая ты красивая!» Теперь вот дочка прижмется другой раз к жене и скажет эти самые сло­ ва. А он не мог. Не умел. Не такими они росли тогда. Корову они чуть было не купили в тот же день. Пришли к обеду в эту самую Крутиху (деревню-то мать хоть точно назвала вечером), и первые же встречные люди подсказали им: да, продают тут одни старики. У них, видишь ли, две коровы, молодая и старая, а им уж не под силу двух-то обрабатывать. Вот решили старую продать, а себе молодую оставить. Старики эти — и сами они, и вся их многочисленная животина — оказались очень интересными, похожими: будто из одного яйца вылупились. Старушка маленькая, бе­ ленькая, смирненькая. Дед тоже белый, в белой рубахе навыпуск, но могутный, с боро­ дищей до пояса. Если бы Артамонов к тому времени знал про бога Саваофа, то по­ думал бы: вылитый Саваоф. Белые как одна курицы бродили про просторному двору; белый поросенок, будто его долго терли с мылом, копался под плетнем. Корова, предназначенная на продажу, по случаю обеденного зноя стояла в тем­ ном пригоне, и когда дед открыл двери, Артамонов с матерью увидели, что и корова тоже белая. Тут у них враз дрогнули сердца, они даже быстро обменялись ликующими взглядами — вспомнили Белянку. Кстати, и звали корову Беляна, и потому, наверное, так уважительно, а не сокращенно, что была она крупной, степенной, с выменем ведер- ницы и добрыми, ленивыми глазами. Прямо буйвол, а не корова — в нее, пожалуй, две Белянки вошло бы. Еще была у стариков пасека в десять ульев, и мать, сориентировавшись, сразу стала бить на сочувствиё: конечно, мол, когда молодых в доме нет, трудно с таким • хозяйством управляться —и там успеть надо, и там доглядеть, а ведь ей, животине-: то, каждой подай, она ведь есть просит. Старуха мелко кивала головой: «Так, так, доченька, так...» Старик степенно ог­ лаживал бороду: «Чижаловато, однако, что говорить». Но, когда зашла речь о цене, оказалось, что старички свою выгоду крепко блю­ дут: потому, наверное, и двор у них был такой богатейший. Ровно на тыщу рублей больше, чем имелось у матери, запросили они за свою Беляну. 10