Сибирские огни, 1982, № 1

Они уже у двери были, как голос Ипата Потапыча разлался. «Товарищи, граждане, соседи! За что вы нас убиваоТе? Мы вам плохого ничего не сделали...» Дальше уже,ничего было не понять. За­ кричали на него, бить стали. С ног сбили и на полу ногами пинали. «Запросился!»— орали. «Товарищей нашел, сволочь черно­ мазая!», «Вот тебе— товарищи!» Кондратий из-за стола: «А ну, погодите! Пусть встанет». Ипат Потапыч поднялся со связанными руками. Что ему хотел сказать Кондратий, не знаю, потому что Ипат высоким и гром­ ким голосом запел «Интернационал». Ты это знаешь: старики, что там были, рас­ сказывали. Все в сборне опешили —так их это сра­ зило, будто силой какой. Спохватились и давай бить. Молча, озверело. Велели ему встать. Ипат поднялся и снова запел. Тог­ да их обоих —отца и сына — прикладами да кулаками выбили в двери... После я слыхал и читал про случаи, когда револю­ ционеры, идя на казнь, тоже пели и гово­ рили речи, и я всегда вспоминал Ипата Потапыча. Он, видно, тоже был из таких людей. А ведь простой деревенский му­ жик, можно сказать, неграмотный. Это у него родилось само в сердце, так он свято верил в правоту... Георгий Ильич говорил трудно. Он будто снова сидел там, в сборне, за барьерчиком, и видел эти страшные незабываемые кар­ тины. — К сожалению, я не припомню, кого дальше за кем уводили. Повторялось до конца одно и то же. А убийство отца, звер­ ское избиение и героизм Ипата Потапыча * меня окончательно сразили. Каждый сле­ дующий выкрик на расстрел — ударом по голове. А Кондратий Китов, как только возвращались Осетрин с Залясовым, спо­ койно, привычно уже объявлял смерть еще двоим, и их уводили. Казалось, конца это­ му не будет. С кем и когда вывели твою мать, — не помню. Фамилию ее- помню. Слышал и помню гадкие слова, которые ей выкрикивали, похабные —она беременная была... Выводили ее чуть не последней... Казни закончились где-то перед рассве­ том. Тогда стали вызывать тех, кто сидел за барьером. Грозили, заставляли дать сло­ во, что будут жить смирно, только потом отпускали домой. Нас с дядей Петром и еще нескольких держали долго. Зачем — уж не знаю. А караул стоял. Уже день наступил, как жена Егора Ни­ колаича Большанина пришла, стала про­ сить, чтоб разрешили взять домой Лину Артамоновну и мужа. Главари посовеща­ лись, и Кондратий сказал: «Ее возьмите, а твой Егор пущай там пока». Чуть не все родственники приходили, плакали, молили, чтоб разрешили взять своих, убитых. Всем грубо отказывали и прогоняли. Наконец нас с дядей Петром вместе по­ дозвали к столу. Помню, как Кондратий сказал: «Вас бы только за Илью и то не надо по­ миловать. Больно уж ретивый он был. Смот­ рите: как только шаг из дома, будете там же, где он. Сейчас положение военное». Я все ждал, что вот-вот придут наши справляться об нас, но никого не было, и как только отпустили, я бегом домой — сказать, что случилось. А дома больше мо­ его знали. Отец каким-то чудом оказался жив, и его спрятали в овечьем хлеве. Мама со'слезами тихонько мне про это сказала, но' я понял, что все домашние знают. Она велела идти и лучше упрятать его. Он был сильно изранен, прибежал весь в крови... Я тут же в хлев. Отец лежал в яслях, за­ валенный сеном. Словом, спрятан не хитро. «Тятя, это я»,— подал я голос и ст*л уби­ рать сено, еще не представляя, что буду делать дальше. Голова у него была вся замотана тряпьем — один глаз ёдва видно в щелочку. Он что-то говорил, но разо­ брать было нельзя. Однако по жесту я по­ нял. У нас был еще один хлев — для сви­ ней, вырытый в земле. Я его быстро отко­ пал от снега, сделал лаз и помог отцу спуститься туда. Лаз снова "завалил, облил водой, чтоб заморозить, а сверху поставил корыто. Для воздуха ломом дыру пробил. Отец был в пальто, держался хорошо, не стонал. А я сильно нервничал, трясся, то­ ропился и ни о чем с отцом не поговорил даже, не спросил его. Он тоже не пытался говорить. ' Около суток пробыл он в этой ямине. Мама все напоминала: «Как бы покор­ мить?» А я тянул, ждал, когда бандиты уедут из деревни — наступать на Барнаул. Так они в сборне говорили. Оставались какие-то сутки до того часа, как л о д Миронской горой все это бан­ дитское войско было разгромлено. Еще меньше — часов 12—15 — до их отъезда из Камышенки. Но и этого времени хватило, чтоб не сбылись наши надежды... У Георгия Ильича комок подступил к горлу. Я знал, о чем он скажет. Он мог бы про это и не говорить. Илью Дмитриевича Тихомирова выдала его сноха — жена старшего сына Семена. . Георгий Ильич мог этого не говорить. Но он все же сказал: — Сноха выдала... — Вот, пожалуй, и все, что я мог рас­ сказать.— Георгий Ильич подумал и доба­ вил: —Теперь, пожалуй, кто и не поверит, что так было. Другой раз и самому не ве: рится. А ведь было это! На самом деле было... Окончание следует