Сибирские огни, 1982, № 1

тот на даровщинку падок. Чуяли они не­ доброе в коммуне для себя: батраки и бед­ няки могли уйти из-под их влияния и за­ висимости, кто тогда на них работать ста­ нет? Это я по себе понял «Как, Егорша, тоже пойдешь в коммунию? Мотри, не ошибись. Ненадолго они там, поверь мне. А я ведь потом не приму, да и другие по­ остерегутся. Да и власть ненадежна,— на­ мекал он.—Может все перемениться. Ми­ ловать не станут, потому не божье это де­ ло За грехи взыскиваться будет. А у меня с годок еще поработаешь — женю. Может, и в зятья возьму. Хозяином будешь».. Самым у них излюбленным, самым, я бы сказал, сильным аргументом против комму­ ны был разговор о женщинах. О чем бы ни говорили, на это сведут. Кто-нибудь начнет со смешком: «Так бы, мол, вроде все ничего, да бабы, вишь, говорят, в ком- мунии совместные будут». И пойдут на все лады с подробностями и похабщиной му­ солить. Савелий Родионыч — мужик с ехидцей, пропаганду вести умел, как те­ перь говорят, доходчиво. Как соберется где побольше женщин, он' шпильку подпустит: «А вы, бабоньки, может, не прочь эда{с-ту? Может, есть такие думки? Может, только сумнительно признаться? Не бойтесь, нынче равноправие, сказывайте, да и с богом... Пойдем, шапку скинем, покучимся. Ска­ жем, так, мол, и так, господа коммунисты, мы осознали...» Странно, но именно эта не­ лепейшая выдумка действовала сильнее всего. В коммуну и тогда шло бы больше наро­ ду, да боялись бандитов. В то лето они свирепствовали по деревням, убивали ком­ мунистов, ревкомовцев, активистов. Прав­ да, больше они за Чумышом «хозяйнича­ ли», но все равно неспокойно было, люди в тревоге жили. Кулаки и это в своей аги­ тации использовали, пугали,, слухи пус­ кали... * * * Мой отец, вернувшийся из партизан в на­ чале 1920 года, стал много времени бывать в деревне, на сборне, на собраниях. Это был год создания коммунистической ячейки в деревне. Наиболее важным делом ком­ мунистов в этот период было оказание по­ мощи уполномоченным, приезжавшим вы­ полнять задания по продразверстке. В том же году было положено начало организации коммуны в Камышенке. Кроме партийцев, пожелали вступить в нее несколько семей беспартийных бед­ няков и середняков — Гусельников Потап, Берлюков Михаил, Блинов Алентий, Казан­ цев Михаил и другие. Весной двадцатого записавшиеся в ком­ муну работали еще всяк по себе, каждый на своей пашне — земли были в разных ме­ стах. И мы с отцом в ту весну жили на своем наделе. Я уже не первый год помо­ гал отцу в поле. Наша пашня была на вы­ сокой Омутнинской гриве, и со спины осед­ ланной лошади далеко, на много верст, видны окрестности. Время от врейени отец напоминал: — Ты, сынок, посматривай на дорогу, тебе сверху дальше видно. — Бандиты будут? — Ну, зачем они тут... — А если бандиты? Ты стрелять будешь? — Там видно будет. После такого разговора долго не прихо­ дила дремота. Это была последняя такая весна .в моей жизни. Больше мне не пришлось работать в единоличном крестьянском хозяйстве. Я стал коммунаром. Не знаю, как шли разговоры об органи­ зации коммуны на собраниях, но много слышал об этом дома. Дядя Федор говорит отцу: — Слушай, Ваня, вот у тебя, к примеру, три лошади, а у •Потапа одна, как же тег перь? — А если бы у меня была одна, а у По­ тапа три? — Э-э, черта с два бы твой Потап пошел в коммуну! ' — Все может быть. Может, и не по­ шел бы... — Вот видишь! — А ты знаешь, почему у Потапа Яков­ левича одна лошадь? —- Потому что лентяй. — Вот это ты зря. Он двадцать лет по работникам ходил. А много в работниках наживешь? Девять детей вырастил. Де­ вять! — А я теперь должен его семью кор­ мить? — Федя, но ты не вступай в коммуну. Кто тебя гонит?! — Гонит, гонит... Не в том дело. Я ведь к слову, к тому, што не скоро справный мужик пойдет в коммуну. Зачем ему на безлошадника чертомелить? Сознательно­ сти у них эдакой нету... — Тут ты, Федя, конечно, прав. Созна­ тельность для начала очень нужна, чтобы выгоду остальным показать, пример. Тогда и у остальных сознательности прибавится. Когда выгоду увидят, тогда пойдут. . — А я и говорю. Мне все едино... У меня детей нет. — А если бы были? Дядя Федя чешет затылок и примири­ тельно говорит: . — В коммуне бы тоже не пропали. Не для худа она. — Вот именно не для худа... Часто бывали у нас по делу и просто так жившие неподалеку отец и сын Гусель­ никовы — многосемейный Потап Яковле­ вич, о котором говорили отец с дядей Фе­ дей, и бездетный старший сын его Ипат Потапович, тридцатипятилетний малогра­ мотный коммунист, в душе поэт. Обо всем он говорил возвышенно, с восклицаниями, преувеличенно. — Иван Николаич, только сказать! А? Как говорится, мы наш, мы новый мир по­ строим... А?! Мы первые в нашей Камы­ шенке начнем строить его... Эх, поучить­ ся бы... — Чего-чего, а поучиться придется обя­ зательно. Нам нужны грамотные люди,- Мы все должны быть грамотны. Отец Ипата, пожилой годами; но креп­ кий здоровьем, кряжистый в плечах и очень высокий ростом — настоящий богатырь, с косматой черной бородой, был прозаич­ ней сына, но идея организации коммуны его тоже очень увлекала, и в будущей ком­ 126