Сибирские огни, 1982, № 1

— Как? Разве? — Был, был,— подтвердил он.—Но да­ вай этот разговор отложим на завтра. А сейчас вот что. Ты знал ребят Купри­ енко? — Помню, Семен, Григорий, Дмитрий. Зместе росли, вместе работали. Как же! — Григорий здесь. Болеет. Был контужен на фронте. Потом начальником милиции работал. И вот свалился. Сходим? Я давно ' у него не был. Гришка Куприенко (так кргда-то мы зва­ ли его), парень годом старше меня, был краснощеким налитком, крутоплечим, не особенно вертким. Каким он стал, этот па­ рень с украинским говорком и жестким, неуступчивым характером? В юности он обещал быть похожим на своего убитого отца, Федора Васильевича, крупного, силь­ ного, с темнорусой окладистой, но коротко стриженной бородой. И действительно, в маленьком домике, на лежанке, я увидел не Гришку Куприен­ ко, товарища юношеских лет, каким его знал, а сильно постаревшего Федора Ва­ сильевича, тоже с коротко стриженной, а вернее давно не бритой, бородой, густо поседевшей, рослого, сухощавого, с болез­ ненным лицом. Вот как мы изменились, ка­ кими стали!.. — Узнаешь, Григорий Федорович? — спросил я. Он долго всматривался, напрягая па­ мять. Решительно сказал: — Нет. Что-то шевелится, но не вспомню. Пришлось представиться. — И правда ты! Да и похож еще! Григорий'оживился, повеселел, глаза по­ светлели. И ■как-то незаметно мкі вскоре превратились в тех шестнадцатилетних парней, какими виделись в последний раз Нам всем не хотелось говорить о возра­ сте и сединах, войне и ранениях, о нелег­ кой работе, и мы принялись вспоминать курьезы и веселые были прошлого. Смеясь, вспомнили, что куприенковскую вороную кобылу, которую еще отец Григо­ рия привел в коммуну, мы прозвали Воро­ на, и так она была-записана во всех ло­ шадиных метриках за безобразный вид, не- - уклюжесть, лень, за хитрые и коварные повадки. И председатель наш, дядя Лева Зудилов, наряжал на ней работать тех из нас, кто в чем-нибудь провинился. Прихо­ дилось работать на ней и самому Григо­ рию, а он, не смея отказаться, ворчал, что кобыла и дома ему надоела. Предупрежденные потихоньку женой Гри­ гория, что ему нельзя переутомляться, мы отказались от чая и распрощались, обещав наведаться. Как начиналась коммуна В маленькой летней комнатке-пристрой­ ке, где меня поселили, мыс Георгием Ильи­ чом вот уже вторые сутки ведем бе­ седы-воспоминания. Сейчас его нет дома: отлучился по хозяйственным делам, и я привожу в порядок его рассказы. Тихомировы — беженцы из Псковской губернии. Бежали от немецкой оккупации в 1917 году. На родине Илья Дмитриевич, Ьтец Георгия, был железнодорожным ко­ чегаром. В Камышенке стал плотником, хо­ дил по людям. Георгий со старшим братом Семеном батрачил у камышенских кулаков. Три года подряд он работал у богатого мужика Савелия Родионыча. За летний се­ зон получал в оплату десятину пшеницы и десятину овса — какие родятся... Иліья Дмитриевич стал коммунистом в 1920 году, как только в Камышенке орга­ низовалась партийная ячейка. В том же году его избрали председателем сельрев­ кома. Георгий Ильич рассказывал так: — Пожалуй, про то, как организова­ лась коммуна, я больше знаю со слов сво­ его хозяина Савелия Родионыча да его дружков-кулаков. Дома-то бывать редко приходилось: батракам разгуливать не да­ вали. Жил на пашне и покосе почти без­ выездно. Хозяева ночевать домой уезжают, а я с лошадями да машинами остаюсь. По субботам, правда, брали с собой — в бане помыться, а к ночи опять в поле. Вот по субботам когда и забегал домой на ча­ сок. Наши еще летом, ближе к страде, ком­ мунарами себя считали, работали сообща. Рассказов для меня особых не делали, так, с пятого на десятое. Да больно и расска­ зывать было нечего — работали и работали. ' Но по ихнему настроению заметно было, что нравитср, и нравится потгіму, что с хо­ рошими людьми стали работать, равными себя почувствовали. До того как в комму­ ну сойтись, тоже дома не сидели. Своей пашни пустяк — чего на одной лошади на­ пашешь? А жить надо. В постоянных работ­ никах только мы с Семеном были, а мень­ шие, кто уже мог, ' по поденкам ходили — пололи, копны возили, лен теребили. Мы — российские, псковские, приехали недавно, не осибирячились. И разговором, и привыч­ ками, и по одежде разнились. А работать пошли к богачам, кержакам. Себя они вы­ соко считали, российских ни во что не ста­ вили, неспособными считали, неумехами, насмехались. Разве приятно было, особенно ребятишкам? Да и обижали еще. Родители 'силком посылали на работу. Мама плака­ л а— жалко, а деваться некуда, зима длин­ ная, ртов много... Так тебя обставят, об­ смеют, что и сам себя дураком неспособ­ ным начинаешь считать. Ну, а тут объеди­ нились в коммуну, сразу по-другому стало. Народ сознательный, приветливый. Хоть по имуществу и разные были, этим не счита­ лись, работали дружно, с мечтами о буду- , щем. И вот, когда забегу домой, сразу и вижу, что в коммуне-то им лучше, и мне охота работать вместе с ними. Но в ту осень не довелось: надо было отрабатывать срок у хозяина. Отец сказал: «Потерпи, Гоша, доработай. Если не доработаешь, хозяин заработок не отдаст». А Савелию Родибнычу и его дружкам >коммуна была бельмом. Не знаю, чего они между собой говорили, но и на народе не молчали, только слушай. Все в ход пуска­ ли. И в целом коммуну, как только могли, похабили, и на каждом коммунаре, как го­ ворят, живого места не оставляли. «Брат с братом, сын с отцом не уживаются, а они станут! И господь бог не допустит. Анти­ христово это наущение. Разум он им по­ мутил...» А уж про коммунаров шли в ход насмешки. Тот хитрый, тот бедный от лени, 125