Сибирские огни, 1982, № 1

прежнему живет на песчаных барнауль­ ских улицах и зеленую роскошь видит очень редко. Отец постоянно всем восхи­ щается, любуется, бережно относится к не­ скошенной траве, которую ему жаль по­ мять, велит нам обходить молоденькие де­ ревца-прутики, чтоб не сломить. Непремен­ но добавит: «Когда вы вырастете больши­ ми, и они вырастут толщиной с бревно, станут полезны людям. Может, прямо вам пригодятся». Прежде чем сорвать кисть ягод с рясной калины, он ими полюбуется. Он никогда не брал на охоту больше трех-четырех патронов. Никогда не убивал больше двух-трех уток или куропаток. Очень редко стрелял по сидящей птице, го­ ворил, что «это не интересно». Возвраща­ ясь домой, мы всегда несли, кроме добы­ той дичи, каких-нибудь ягод, хмель, длинный таловый прут для нового удили­ ща, букет неярких осенних цветов и много интересных рассказов об увиденном. Но, понятно, не рыбалка и не охота бы­ ли главным в жизни деревенского парниш­ ки. Главное — труд, работа, и не как мера воспитания, а как совершенно обязатель­ ное и необходимое в крестьянском хозяй­ стве. Никто ее, твою работу, кроме тебя, шести-семилетнего мальчишки, делать не будет и не обязан. Возить копны, боро­ нить, ездить верховым на лошадях, запря­ женных в жнейку, отгребать зерно от ве­ ялки в молотьбу, быть на всяких посылках и потычках у старших — начало трудовой деятельности каждого. И не столь она тя­ жела, эта работа, физически, сколь бывает утомительна по времени и однообразию. С возрастом, если ты в семье не один и старший, работа меняется. В двенадцать- тринадцать лет поручают работу почти мужскую — пахать, работать на конных граблях, сенокосилке или вилами, в молоть­ бу скидывать снопы с клади, а если ты удалой, поставят на круг гонять вось­ мерку лошадей, запряженных в молотилку, гонять так, чтобы барабан пел на высоких нотах и не захлебывался от большой по­ дачи. Деревенская зима с длинными ночами, при тусклом, как мазок охры, огоньке се­ милинейной лампешки, тянется одуряюще бесконечно, а работы чуть разве меньше, чем летом. Школы не было, а работа на долю ре­ бятишек доставалась скучная и неблаго­ дарная — убирать в пригонах и во дворах мерзлые шевяхи у скотины. Играть в баб­ ки, кататься на ледянках пускали только по праздникам да воскресеньям. Запрет подкреплялся очень веским аргументом: «Одежи не напасешься!» Но было у ребят зимнее занятие, по ув­ лекательности,. по захватывающей дух ост­ роте впечатлений ни с чем не сравнимое. Приучать жеребйт к узде, к верховой ез­ д е— ребячье право и обязанность. Начина­ ется это занятие сразу с появлением глу­ бокого снега, опять же по воскресеньям и праздникам, когда не заняты работой взрослые. Во второй половине зимы на объезжен­ ных и обученных жеребятах молодежь уст­ раивает скачки-бега — всеми любимое раз­ влечение и зрелище. Но это привилегия не только молодежи. Бега у Чумышап нечто большее, чем забава ребятишек-подростков. В эту азартную игру втянуты и взрослые, почтенные люди. И Камышенка в этом де­ ле занимает не последнее место на Чу. мыше. Омутнинская дорога, прямая, как стрела, тянется на много йерст по ровной гриве, еле заметно спадая в сторону Камышенки. За это удобство она и снискала себе право быть местом конских ристалищ. Чтобы попытать счастья — выиграть, вы­ бегать крупное пари-заклад или вылететь в трубу, лишившись половины состояния, сюда, в Камышенку, приводили бегунов из­ далека, даже из Барнаула. Но у камышан водились и свои бегуны, пользовавшиеся доброй славой далеко за пределами окре­ стных деревень и большой привилегией пе­ ред рядовыми конягами-работягами. У этих были хорошие стойла, что горницы, отбор­ ный корм — вплоть до сахара и сухарей, крепкие запоры от конокрадов и «дурного глаза». Самым известным держателем бегунов в Камышенке был зажиточный мужик Кор­ ней Кузьмич Филатов. ...Перебирая в памяти самые первые, очень далекие по времени, но хорошо со­ хранившиеся странички детских былей на чумышской земле, я не заметил, как поезд, сделав две-три короткие остановки, подо­ шел к станции Алтайской. Встреча с прошлым Те, кому сходить в Алтайской, зашеве­ лились. У меня тоже здесь пересадка. Ал­ тайская и прежде была на пути из дома в Барнаул и обратно, так что отсюда на­ чиналась моя встреча с прошлым. Стою на перроне, осматриваюсь, чтобы сориентироваться в незнакомой обстановке. Среди пристанционных построек выделяет­ ся оригинальным архитектурным отступле­ нием от железнодорожных стандартов светлое негромоздкое здание вокзала, А старая станция-старушка, ровесница пер­ вой однопутки, проложенной от Барнаула в 1913—1915 годах, оказалась в стороне и исполняет, в силу своих возможностей, роль багажной. А ведь когда-то и строго казенной формой, и порядками при ней вы­ зывала чувство уважения и трепета, выгля­ дела солидно. Но уходит время, текут со­ бытия, и старые постройки воспринимают­ ся по-иному. На месте старого села Чесноковки, жите­ ли которого прежде через дом держали по­ стоялые дворы для чумышан, ездивших в Барнаул, вырос город Новоалтайск. И снова еду, не отрываясь от окна, В пригородном. Вглядываюсь в когда-то наизусть известные места, но узнал лишь деревню Голубцову, приютившуюся в глу­ бокой впадине. Об остальном можно толь­ ко догадываться — железная дорога спря­ мила старый тракт. Поезд отошел от Батунной. До Зарин- ской — конца пути — двадцать километров, Скоро должны появиться гривы, на кото­ рых были пашни нашей бывшей коммуны. Их-то узнаю ли? Там был приметен каж дый клочок, колок, куст, каждая ложбинка. 122