Сибирские огни, 1981, № 12

96 АЛЕКСАНДР ПЛИТЧЕНКО Брикетировалась литература весьма просто: он пропускал книгу через мясорубку, смешивал с грязной водой или сиропом. Далее лепил аккуратные одинаковые кубики и приклеивал ярлычок с выходными данными — автор, название, год, издательство. Таким образом книги, ранее одинаковые только по содержанию, становились одинаковыми и по форме. Достигалось единство формы и содержания, но будущим литературоведам г. Бочатска от этого не ста­ новилось легче. Однако мы отвлеклись. Итак, очередная папка Анисима Михайловича Кувыркалова была заполнена, оставалась только фотография. Дабы получить ее, писатель отправился к Паше Учаеву и возник на пороге фотоателье. * Душевно приподнятый писатель был несколько обескуражен непри­ вычно формальным отношением фотографа к его визиту: Паша даже не поинтересовался ни новым произведением, ни дальнейшими творче­ скими» планами, но Анисим Михайлович был щедр, и все же поведал фотографу не только «Моление о моли», но и ознакомил с наметками рассказа «Сладкая жизнь» — о муравьях, которых одомашнил некий мужик — Злой Гений. Он приучил муравьев таскать из соседних квар­ тир сахар и перерабатывал его в спиртные напитки. Один муравей ре­ шил освободить свое племя от власти Злого Гения. Муравей пролез в манометр и закрыл телом трубочку датчика. Ап­ парат перегрелся,— рассказывал А .М . Кувыркалов,— самоуничтожил­ ся и пришиб Злого Гения. Муравьи вздохнули свободно. Но ненадолго, потому что новый хо­ зяин, который вселился в квартиру их прежнего владыки, не любил до­ машних насекомых и вытравил всех муравьев до единого. Правда, тот, который заверил кашу, этого уже не увидел, т. к. ранее погиб в ма­ нометре. — Думаю призвать граждан хранить сахар в стеклотаре... К цонцу рассказа Паша Учаев неожиданно ожил и с интересом повторял: — Так вы говорите — злой гений? — Именно так я говорю, мой юный друг. — Значит, злой ге'ний? — Да, да, именно — злой,— отвечал Анисим Михайлович. Кувыркалов ушел. В его творческом сознании, как всегда, роились замыслы. Он видел древоточцев, прокладывающих извилистые, полные пыли, лабиринты в полированной мебели. Он проникался их делами и забо­ тами, он ощущал на своих зубах пахнущую спиртом импортную древе­ сину. Глаза его непроизвольно начинали слезиться... Кувыркалов видел пару неприкаянных сверчков — странных, се­ рых, неуклюжих — в сверкающей кафелем, никелем, нитроэмалью ван­ ной. Он слышал приглушенную песнь самца — не о любви, а о печали, о том, что не будет потомства, которое они обрекли бы на безрадостную жизнь среди этой убийственной чистоты... Кувыркалов видел изможденную пчелу. Крылья ее были дырявы, глаза изъедены пыльцой, суставы стерты. Много летала она, много сладкого сока слила в соты, много денег принесла с лугов своему хозяи­ ну. Лицо хозяина виделось пчеле широким солнцем над пасекой. И она из последних сил, движимая единственно любовью, полетела к пасечни­ ку, запуталась в его рыжей бороде и тихо отошла... Кувыркалов удалился... А Паша стоял и думал — значит, странная птица, пожирающая гвозди (ходили слухи, что она откручивает от ав­ томобилей все, что можно), или приручена и обучена умыканию запчас­ тей, или сделана кем-то специально с антиобщественной целью.