Сибирские огни, 1981, № 12

ДВЕРЬ НА ХОЛМЕ 87 се, Зобов услышал ровный голос молодого водителя. Оказалось, тот все время что-то рассказывал: — ...шофер отвечает: чо там — стакан вермута на капоте, чо там — карточный домик на сиденье? Туфта! Лажа! Я, говорит, завел машину, машина поехала, а я — в кузов. Сплю, а машина едет себе, куда надо. Понял? Мужики спрашивают: чо за машина такая? А шофер отвеча­ ет — не машина, а дорога — колеи глубокие. Понял? Гулял Федор Степанович вечером мало и нервно, переживая скуд­ ное выступление в Беркутах и озабоченно думая о предстоящем визите психолога Евы Васильевны. В углу двора за доминошным столиком сидели два мужика и об­ суждали проблему какого-то песка: — Я полагаю, один хрен — какой под них .песок брать. Глав­ ное — тепло. — Не скажи. Надо, чтоб песок живой был, дышал чтобы. Иначе-то как? Ты еще их цементом засыпь или алебастрой... — Ну, зачем же утрировать? — А чего ты? Тут дело о жизни, а ты — любой... Надо — живой, от моря, скажем, или от озера, от реки, на крайний случай... Где у нас есть... — Так в Тырышке и есть. И озеро, и песочек тебе... Там все есть... — Точно. — Порыбачим заодно. А? Завтра и двинем поутрянке. — Вот это уже реально. Ну, что — поехали? Если вы думаете, что мужики тут же поехали за песком, то вы поч­ ти правы, хотя данное «поехали» относилось только к бутылке плодово- ягодного вина, известного в Бочатске под названием «слезы Мичурина». Я бы не стал упоминать такой рядовой, незначительный факт, если бы дальнейшее поведение мужиков не ошарашило бы город и его окрестно-. сти очередной сенсацией. Но об этом после, а пока еще т. Зобов не окон­ чил прогулку. Вот он проходит мимо лавочки со старушками. Зобов напаивает свой организм всем тем, что сопутствует в городском воздухе кислоро­ ду, что входит в наши легкие и составляет дань, которую мы платим самому совершенному виду общежития и т. д. и т. п. Старушки, как всегда, беседовали. Вела бабушка Анджелы, две другие бабушки только аккомпанировали ей отзывчиво и заинтере­ сованно: — Раньше-то— а-а-а... Теперь-то — а-а-а,— лепетала одна. — И то, бабы,— басила другая. А дородная бабушка Анджелы рассказала сон о маленьком ребенке и поразмыслила о том, к чему бы это, и, придя к выводу, что «дитя — к диву», перешла на свою всегдашнюю тему: — Дурак на дураке — возьми хоть Ванькю, хоть Митькю. Как Митькя жил? У него мухи с голоду дохли, зимой мыши в избе замерза­ ли. Кажинный год крышу наново крыл. А почему? Все на покос, а он — гармошку в руки — и вдоль деревни. Зенки зальет и орет себе песни... Зимой корове нечего жрать. Вот он крышу-то раскрывает и кормит ее соломой... Дак хоть бы сам потом перекрывал! Нет, все друга своего привозил с городу. Митькя поет, а тот перекрывает, перекрывает— — Раньше-то — а-а-а... Теперь-то — а-а-а... — И то, бабы! — Потом друг-то его не стал ездить, то ли обиделся, то ли что—» не знаю, врать не буду. Так Митькя этот корову приучил сено воровать.