Сибирские огни, 1981, № 12
ДВЕРЬ НА ХОЛМЕ 83 стения, а к обочинам в окружении разных трав подошли мелкие березки, осинки. Они глядят поверх травяных голов на дорогу, на тех свои^ быст рых собратьев, которые уже стоят в неширокой полосе более здоровой почвы меж колеями. Паціа отметил, что растительность от луга к телу дороги становится выше и гуще, словно природа старается общими уси лиями быстрее загладить, оживить эту полосу измученной земли, дать ей отдохновение от долгой работы. По обеим сторонам — в широких прогалах между перелесками шли луга, на них можно было различить разные немудреные цветы бочатско- го лета: вот алая дрема, испещренная погибшими муравьями, польстив шимися пыльцой и нектаром, рядом нежные кукушкины цветы, желтые козлобородники, мощная заросль поповника... Луговины разноцветны и кажутся ровными, однако именно цвет и говорит о бугорках, взгорках, низинках, ложбинках. Каждый цветок ра стет там, где ему лучше: склоны крутинки в алом горицвете, ниже, где склон убегает в поляну,— все белеет от нивяника, снова склон, и по лу гу разливается золотой лютик. Одна от другой луговины различались еще и на звук: на одной стрекотали кузнечики — шумно, точно собрались тут со всех сторон, над другой'— трещали и посверкивали крылышками изумрудноглазые тяже лые стрекозы, на третьей — было тихо и на четвертой — тихо, и тогда звучали окольные деревья и кусты от дыхания воздуха. В тишине звуча ли высокие облака, их воображаемый звук заключался в холоде, кото рым они были окружены, в ветре, который вел облака. Было еще много других звуков — звучало все цветущее, звучал каждый запах. И среди всего этого свое говорила дорога — глухо, прерывисто. Слова ее пахли старой теплой пылью и новой оживающей почвой. Но вот деревья в перелесках стали кривыми, редкими, без подроста и кустов, луговое разнотравье постепенно сменилось непролазной крапи вой, дикой коноплею. То там, то здесь из этого царства торчали ржавые остовы механизмов, огромные колеса, железные бочки, вросшие в землю... Разошелся по сторонам лесок, и Паше открылась большая пустая солнечная поляна, пересеченная двумя рядами кленов, тополей, акаций, сирени. Эти деревья когда-то росли в палисадниках. Только они и оста лись от Натальинки, да еще ямы от погребов, да брошенные кое-где до гнивать серые бревна, утонувшие в земле и траве. Крапива и конопля были здесь редкими и низкорослыми, дружно подымались они только у ям. Лес вокруг поляны был все еще крив и ре док, он не успел оправиться от копыт, от соседства большого количества людей, но уже осторожно толкал перед собою на пустую поляну новое поколение деревьев, которые были прямы и раскидисты, потому все про странство поляны с птичьего полета (а орнитолог свободно мог вообра зить такую точку зрения) выглядело зеленой чашей с крутыми краями. Паша поставил сеть для отлова птиц, бросил около нее специально захваченные из дома старые башмаки и дощечки, пробитые мелкими гвоздями, а сам расположился в траве за акацией. Он расстелил брезент, раскрыл и настроил аппаратуру, и поплыл в синем небе рядом с высоки ми облаками. Он плыл без тревог и дум, тело его наполнялось свежестью и по коем.'. Ему представилось — какой была эта деревня. Он увидел избы, сараи, колодезные журавли, огороды... Но все было пустынным, воображение никак не могло явить Паше жителей, хотя бы одного. Он вспомнил женщину с ребенком, которую встретил утром у подъ езда своего дома. 6*
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2