Сибирские огни, 1981, № 12
58 АЛЕКСАНДР ПЛИТЧЕНКО — Не поеду. Не хочу. И всё... На что мама Анджелы отвечала: — Не поедешь, паразитка ты такая, как это не поедешь? Я вот сей час возьму ремень да всыплю тебе! Не поедет она... Мы ее обуваем, оде ваем, кормим, а она тут над родителями куражится. Я сказала — по едешь, значит — поедешь! Другие дети об Артеке только мечтать могут, а она, смотри-ка, туда она не поедет, того она не хочет... Да я в твои годы за все лето из дому не вылазила — то теленка паси, то огород по ливай, то за сестренками приглядывай. Про обновки и думать не смела. А ты? Чего тебе не хватает? — Не хочу. И всё... Не поеду,— так же тихо говорила Анджела. — Ну, доченька, ну, милая, что ты? Вот скоро папа на машинке приедет, мы вместе поговорим и решим. Не хочешь, ягодка, в Артек, по едем в Болгарию или еще куда-нибудь. Папочка купит... Мамочка до станет... Спи, моя ласточка, спи, моя рыбка... «Эка?, ей-пра, дурища,— думала бабушка Анджелы, и раскладуш ка скрипела под ее дородным телом,— дурища и есть — ни кожи, ни ро жи, ни в доме прибрать, ни борща мужу сварить. И девчонку портит...» На кухню заглянула мама Анджелы, спросила: — Что, мама? Может, таблеточку примешь? Или микстурки вы пьешь? — Ничего мне от вас не надо. Сама помру,— грустно сказала ба бушка. Мама Анджелы ушла, а бабушка все думала и думала: «Ить всех, как есть, извела — то ей подай, это ей купи, ить какая стала. А ведь давно ли по деревне сопливая бегала? И семья-то у них была — дурак на дураке. Дома вечно жрать нечего, тараканы передох ли, кошку ветром качает, а они знай хохочут, аж на выгоне слыхать. Отец ее драный ходил — пинжак на голое тело, штаны веревочкой под вязывал. И девки... Грех, ей-пра... Прорежут им в мешке три дырки — для рук и головы,— они и бегают. А ты смотри — все замуж повыходи ли— Клавкя за майора, Манькя за шофера, Нюркя за директора, а этой дурище сын мой достался. Чем плохо? Он ведь тихай, ученай, не пьеть, все в дом да в дом... Что ж там с моим-то домом в Беркутах? Как меня вывез оттуда, так все там и пропадает. Кто ж его покормит, голодный, наверно, сидит? Все пишет и пишет... Зря он меня вывез. Жили бы себе там вместе. Свой уголок — свой просторок. Я ему и сготовила бы, и со- стирнула, пиши на здоровье... Ить какой стал ученай — страсть, а рос — глядеть не на что, из ушей текло, болел все, думала, помрет. Нет — вы правился...» Бабушка уже шла по поляне к своему дому в родной деревне Бер куты. Она открыла калитку под липой и встала посреди двора. Куры сбежались, собака выползла от радости на животе, кошка прилипла к ноге и заурчала, из стайки вышла корова, облизала бабуш кину руку, овечки застучали копытцами, замелькали, сбились в денни ке, свинья привстала на передние ноги и от умиления пустила изо рта слюнку. * Все слетелось, сошлось, сбежалось, сползлось к хозяйке. Казалось, и огородная зелень, и кусты картошки стараются высу нуться, похрустывая корешками, чтобй*Тлянуть ей в очи, завидуя длин ным подсолнухам. , Теплый ветер тихо погудывает в крынках, висящих на кольях лад ного плетня. Живым духом наполнен Двор — вздохами, стукотком, голосами, и все это поет в бабушке и дарит ей хороший спокойный сон...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2