Сибирские огни, 1981, № 12

46 ИЛЬЯ ЛАВРОВ 9 В этот же день Игорь уехал. А дома его огорошила телеграмма от дяди Прохора: «Вылетай скоропостижно скончался отец». Это известие обрушилось на него так внезапно, что он почувствовал себя растерян­ ным и разгромленным. Он благодарил судьбу за то, что она оказалась к нему милостивой: дала радость примирения с отцом, дала возможность обогреть его, хоть и ненадолго. А что, если бы он не успел примириться? Совесть жгла бы и мучила его всю жизнь. «Это же счастье, что я смог вовремя выбросить из своей души — и озлобление, и мерзость злопамятства и черствости». Во дворе отчего дома его встретил дядя Прохор. Замечательный когда-то бухгалтер был так стар, что теперь забыл даже таблицу умно­ жения. — Горе-то какое, Игорек, горе,— прослезился он,— ушел от нас Данила Сергеевич. А какой был орел! Дядя Прохор проводил его в комнату с гробом, у которого сидели родственники и соседи. Лицо у отца было странно спокойным, значи­ тельным и задумчивым. Игорь смотрел на его седину, на его запавшие глаза, плотно закрытые синими веками, и чувствовал на своих плечах печальную, черную тяжесть. При виде недвижного отца чувство вины и жалости стало медленно пропитывать его душу, как зубная бесконеч­ ная боль. В памяти его ожил пылкий, ослепительный день в больничном парке. Игорь сидел рядом с отцом на скамейке. В их лица пыхал зной, и казалось, что этим зноем обдавал цветник, заросший одними настур­ циями. В глубине парка, под березами, расстилалась черно-золотая сеть из теней и бликов. Настурции, пылающие как бы изнутри, пахли сильно и хорошо. Но Игорь не наслаждался этим запахом, он.злился на родст­ венников, которые вызвали его. Отец выглядел неплохо. Движения его, хотя и суетливы, но энергичны. Он, конечно, здорово постарел, но все еще крепок. Можно было и не ехать к нему. Игорь мучился возле отца и не знал, о чем с ним говорить, и чувст­ вовал себя совершенно чужим ему. Глянув на цветник, он вспомнил Кленушку. Ее волосы были цвета настурций, а глаза — цвета листьев. Он вспомнил, как отец ударил его по лицу. Игорю пришлось тогда убежать из дома, поэтому и потерял он Кленушку. Игоря томило эго свидание в парке. Он все ждал момента, когда можно будет попрощаться и, облегченно вздохнув, уйти. А отец смотрел на него виновато й немного испуганно и все что-то напряженно ждал, и в глазах его, выцветших, без глубины, голубела пленка старческой без­ защитности. И выглядел он подавленным. Это Игорь только теперь, у гроба, понял. Тогда он был тупо-черствым, злопамятным. А злопамят­ ными бывают в основном глуповатые, недалекие люди. И это он только теперь понял. И чувство вины, и стыд, и боль, и жалость — все смеша­ лось и терзало его. Больной зуб можно выдрать, но как эту запоздав­ шую боль, это раскаяние выдерешь из сердца? Все это уже непоправи­ мо. И это ужасно. Люди рассказывали ему о таком душевном состоянии, он и в книгах читал об этом, но не думал, что это столь мучительно. Он слышал свой наглый голос, когда отец из больницы разговари­ вал с ним по телефону, а он, Игорь, заявил ему о том, что потолок отче­ го дома давит на него, а на крыше полно воронья. Он мысленно видел брошенные на стол письма отца, и болезненно морщился, и готов был глухо застонать. Но уже некого было попросить: «Прости!» И только недавнее примирение все смягчало. Какое счастье,