Сибирские огни, 1981, № 12

44 ИЛЬЯ ЛАВРОВ вдруг ответили: «Работает. Фамилия Путейцева. Батеньковский пере­ улок, дом 15». Я чуть ли не бежал по главной улице. Она круто спускалась вниз своими лестницами, своими купеческими магазинами и особняками, похожими на старинные терема. Виляли переулки: Уржатский, Макушинский, Обруб... А вот и пере­ улок декабриста Батенькова, и вот он — дом 15. Какой купец его стро­ ил? Я остановился у ворот. Они старые, черные, словно обгорелые, но все еще могучие. Толстенные столбы стоят крепко, полотнища-крылья ворот, подвешенные на огромные железные петли, закрыты и со двора задвинуты несокрушимой палкой. Ворота покрыты двухскатной кры­ шей, зеленой от моха, и украшены деревянными кружевами. Я заглянул в калитку. В ограде'стоял дом, несуразно узкий и длин­ ный, такой узкий, что на улицу смотрело только одно окно, а сбоку, во дворе, посверкивало окошек пятнадцать. Между ними виднелись пять ветхих крылец. В какой-то клетке живешь ты? Какое крыльцо твое? Од­ но было особенно ветхим. Перила его обрушились, две ступеньки прова­ лились, навес над крыльцом зиял щелями. Да и другие крылечки немно­ гим были лучше. Но вся эта ветхость казалась удивительно декоратив­ ной. Если уж сломана ступень или надломились перила, так они выгля- ,дят как-то" особенно, по-театральному выразительными. Хоть сейчас на сцену. Одно крыльцо было новое, с фигурными, резными столбиками, по­ крашенное синей краской. «Не твое ли это крыльцо?» Я ходил рядом с этим домом мимо забора из подгнивших плах. Он кренился то в ограду, то на улицу, кое-где зияли дыры — плахи были выдраны. И забор чернел, словно обгорелый, как и ворота. Я ждал тебя.-Ждал и волновался. Я не хотел, чтобы твой муж хоть что-то знал о моем существовании. Я не мог внести в твою семью раз­ лад. Я таился. Й вот ты, наконец, вышла из калитки с мальчиком. В ру­ ке у тебя была модная продуктовая сумка из мешковины с нарисован­ ной зеленой пальмой. Мальчик в коричневых шортах, в пестрой рубаш­ ке — он совсем не походил на тебя. Курносенький, светловолосый, чер­ ноглазый, с ямкой на загорелой щеке, он был очень чистый и очень ми- лыщ Ты шла, положив руку ему на плечи, и он иногда, говоря что-то, прижимался щекой к твоему боку. В коротком сером платьице в синюю полоску, ты со спины казалась мне такой же, какой я тебя знал в шко­ ле. Горькая нежность облила мое сердце, и невидимые слезы перепол­ нили его. Если б ты знала, как я пожалел, что этот мальчик не наш с то­ бой. От этой мысли у меня даже голова закружилась. Ты мать моего ребенка! Боже мой, боже мой! Но этого никогда не будет. Ни-ког-да! Какое простое и какое страшное слово. Вы подошли к детскому кинотеатру. Ты купила мальчику билет, по­ правила ему воротничок, и он скрылся в дверях. «Ну, а теперь оглянись, оглянись, оглянись», — заклинал я, и ты оглянулась. Некоторое время смотрела на меня, должно быть, не узнавая, и снова пошла вперед, но как-то нерешительно, наверное, в моей фигуре тебе почудилось что-то такое, что тебя встревожило. И ты вновь быстро оглянулась и тут, узнав меня, остановилась, прижала руку к груди. Помнишь,(как я подбежал к тебе и остановился, и молча все смот­ рел и смотрел в твое лицо. И ты молчала. А потом вдруг испуганно оглянулась в сторону своего дома. Взяв за руку, я увел тебя в первый попавшийся переулок. Мы оста­ новились у какого-то маленького дома с закрытыми ветхими ставнями и спрятались между двух развесистых плакучих берез. Их мягкие вет­ ви касались земли. Ветви одной березы переплетались с ветвями дру­ гой, вот среди них, в густоте трепещущих листьев, мы и схоронились.