Сибирские огни, 1981, № 12
42 ИЛЬЯ ЛАВРОВ детей за доверчивость, за душевную искренность, за милую беспомощ ность, за то, что их нужно было и защищать, и учить, и беречь, и кор мить. Вот —Алеша. Ведь вся его жизнь зависит от нее, от матери... Он еще, по существу^ не отделился от нее — они единое целое. Но придет время, когда он бросится в иной мир, как, например, давным-давно бро сился Игорь. «А пока Алешик еще рядом; он еще мой! Так насладись же общени ем со своим дитем! И разве я могу ранить его ликующую душу? А у му жа отнять отцовское счастье? Я чувствую, что для Игоря я сильная, твердая. Его, должно быть, обманывает моя внешность. Ах, если бы он знал, как я слаба! Как мне всё время приходится бороться с собой. И сколько же у меня в душе до садных недостатков! Я знаю их, и я не свожу с них глаз. Вот сейчас я нахожусь на грани. Но я не перейду эту грань. Ничего! Ничего! Я не умру, отказавшись от желанного. Но зато у меня будет чиста душа, и я смогу смело смотреть людям в глаза». Кленушка, охватив голову Алеши маленьким, оранжевым полотен цем, терла и трепала его мокрые вихры, а потом укутала сынишку боль шим лохматым полотенцем. Они вместе смеялись, и одинаковые глаза их светились... Муж Кленушки, Евгений Путейцев, был диктором и корреспонден том радио. Крупный, со светлыми, взбудораженными волосами, полнолицый — этакий бескорыстный, простодушный и немного бесшабашный ува лень— он нравился женщинам, но в этих делах был недотепа, и Кле нушка командовала им как хотела. Она считала его неудачником. А он вечно был чем-нибудь вооду шевлен, что-то замышлял, что-то делал. С детства Евгений Путейцев удивлял людей разнообразием своих способностей. Он рисовал. И рисовал так хорошо, что его пейзажи и портреты получали всякие премии и дипломы на областных выставках школьных художников. И ему прочили большое будущее. В школе, на пример, все говорили, что Женька будет художником. Он попытался по ступить в художественное училище, но его не приняли. Так он и остался на уровне способного любителя. В нем был какой-то порог, через кото рый он никак не мог переступить, чтобы двинуться вперед, в мир боль шого искусства. Эту же ограниченность Кленушка почувствовала и в его музыкаль ных увлечениях. Дело в том, что и здесь Евгений показал себя способ ным—он играл на гитаре, на баяне, на пианино, сочинял песенки и романсы, но все это так и (^сталось на уровне хорошей сацрдеятельности. Будучи студентом пединститута, где Кленушка и встретилась с ним, Евгений играл в народном театре, пел в студенческом ансамбле, писал стихи. И все в один голос восхищались им и всякое будущее пророчили: одни уверяли, что он все-таки станет актером, другие ждали от него поэ тических сборников. И Евгений тоже ждал от себя многого. Порой он чувствовал, что недалеко то время, когда он вспыхнет ярким костром. Но этот проклятый таинственный порог, через который он никак не мог перешагнуть, все оставлял его в мире самодеятельности. Потом уже Кле нушка поняла, что природа, щедро наградив Евгения всякими способно стями, не дала ему крылатого таланта. Читая его стихи (три или четыре из них опубликовала газета), люди говорили: «Ничего, ничего!» Но испытывали от них скучное ощущение какой-то глухой стенки. Они чувствовали, что автор выдал все, что мог, больше за душой у него ничего нет. Талантливые стихи оставляют ощу щение тех богатств, которыми поэт еще одарит нас.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2