Сибирские огни, 1981, № 12

28 ИЛЬЯ ЛАВРОВ — Боже мой! Они молча выбрались из толпы; Игорь провел ее к вольерам с пти­ цами, и они сели на решетчатую зеленую скамейку... 4 «Моя милая! Моя чудная! Наверное, ты это письмо никогда не уви­ дишь. Да это, пожалуй, и не письмо, а просто записки для себя. Я не могу и не хочу забыть все это горькое и дорогое мне... Мы сидели с тобой на скамейке, и я смотрел на тебя, все смотрел и смотрел, и не мог насмотреться. И я уже знал, что моя любовь к тебе никогда не гасла, что она все эти годы тлела под пеплом. И вот появи­ лась ты и, как ветер, снова раздула ее. Десять лет мы не виделись с тобой. Какой ужасной длины была разлука! Ты похорошела. Ты была уже не хрупкой девочкой, а женщи­ ной в самом расцвете. Как все-таки природа можеу украсить женщину, наградить ее непобедимым обаянием, женственностью, от которой кру­ жится голова, и пьянеет сердце, и становится отважным, наполняется светом, музыкой, и жизнь тебе уже кажется праздником. Я вспомнил твой рассказ о старой, одинокой балерине, которая однажды остановила вас, нескольких школьниц, в сквере. Она сидела с болонкой на коленях, и она вам сказала, что вы, девочки, обкрадываете сами себя: сутулитесь, ходите некрасиво, и руки, и ноги, и вообще все фигуры у вас разболтанные. Она зазвала вас к себе домой и потом це­ лый месяц учила вас ходить красиво, развернула вам плечи, научила, как держать головы, сделала фигуры подтянутыми, с горделивой осан­ кой. Ты оказалась явно талантливой ученицей. Я смотрел на тебя и удивлялся: — Кленушка! Неужели я вижу тебя? Ты тихонько и ласково смеялась, должно быть, чувствуя свою жен­ скую силу. А рядом с нами в вольере, точно славя тебя, кричали яркие, пест­ рые попугай. И зеленокрылый ара и сине-желтый ара. Люди толпились у вольера с небольшим водоемом и рассматрива­ ли милейшего розовато-палевого пеликана и прелестную черно-белую голенастую цаплю. Многие знали об их трогательной дружбе. Цапля нежно перебирала пеликану клювом-копьем перья, бережно топталась возле него, грациозно переставляя трости своих ног... Через дорожку от нас в большом вольере, на горках из камней и на толстых насестах из березовых стволов, молча сидели королевские грифы, белохвостые и белоплечие орланы и скучающе поглядывали в небо, не обращая на нас внимания. Царственно могучие орлы-могильники, стервятники были угрюмо задумчивы. Это все было частью моей жизни. И когда ты спросила о моей жиз­ ни, я обвел рукой окружающее и сказал: — Вот она. Ты видишь ее. А как у тебя все сложилось? — Я — педагог. Замужем. Есть сын. Ему шесть лет. Живу я в Том­ ске. Здесь по делам. Ты говорила скупо и отрывисто. Меня неприятно поразило, что ты замужем и у тебя ребенок. Глупо, конечно. Но ревность есть рев­ ность. Из клетки выпало большое черно-серое орлиное перо. Оно, точно накрахмаленное, было тугим и крепким, созданным для далеких поле­ тов под самыми облаками. Я поднял его и подарил тебе.