Сибирские огни, 1981, № 12

Алексей Зверев. Лыковцы и лыковские го­ сти. Повести. Иркутск. Вост.-Сиб. кн. изд-во, 1980. Странные все-таки ситуации происходят в нашей повседневности. Мы много и ув­ леченно говорим о различных направле­ ниях в современной прозе, создаем «обой­ мы» из имен маститых или просто напори­ стых авторов и зачастую не замечаем (или не хотим замечать), что живут и трудятся писатели, систематически нарушающие обкатанную в критике тематическую ста­ бильность. К таким «нарушителям» с пол­ ным правом можно отнести иркутского прозаика Алексея Зверева. Может быть, поэтому и не повезло писателю по части популярности, хотя в аннотации к ре­ цензируемой книге он назван «известным иркутским писателем» (об «известности» говорит и в послесловии к книге критик Н. Тѳндитник). Но тогда как объяснить, что для А. Зверева, работающего в литературе больше четырех десятков лет, не нашлось места в краткой литератур­ ной энциклопедии (а дополнительный де­ вятый том ее готовился к печати уже по­ сле выхода в столичном издательстве за­ мечательных повестей иркутянина «Вы­ здоровление» и «Раны»)?.. Произведения, составившие новую книгу А. Зверева, тематически разнородны. Упо­ мянутые повести «Раны» и «Выздоровле­ ние» — сугубо «военные», небольшая по­ весть «Гарусный платок» — о детях военной поры, а повесть, давшая название книге, обращена к нынешним дням. Но все четы­ ре повести пронизывает сквозной мотив — мотив вечного боя за человека, за его нравственную стойкость, за его высокое предназначение в жизни, за его граждан­ скую активность. Проза иркутянина убеждает нас именно в том, что в схватках с врагом в годы Ве­ ликой Отечественной почувствовал Алексей Зверев во всей полноте и величавости жиз­ неутверждающую силу этого мотива, по­ чувствовал и навсегда проникся верой в его обязательную необходимость на всех поворотах нашего бытия — об этом пове­ дал нам писатель в повестях «Раны» и «Вы­ здоровление». Поведал страстно, с боль­ шой художественной убедительностью. По достоверности, осязаемой конкретности и правдивости событий в повести «Раны» много общего с такими призйанными произведениями, как «Крик» и «Убиты под Москвой» К. Воробьева, «На войне, как на войне» В. Курочкина, «Дожить до рассве­ та» и «Его батальон» В. Быкова — говорю об этом со всей ответственностью. В повести А. Зверева дыхание военных будней, рабочая атмосфера войны переда­ ны с впечатляющей психологической точ­ ностью. Повесть не изобилует батальными сценами, но грозовые разрывы «войны-ко­ стра» ощущаются с первых страниц. И с первых же страниц произведения прони­ каешься доверием к пожилому труженику войны рядовому Гневышеву и его моло­ дым товарищам: лейтенантам Трунову, Бу- ретину, сержанту Жукову. Но даже среди этих ярко выписанных образов все же не­ возможно не выделить колоритную фи­ гуру Евлампия Гневышева — этого поисти­ не «знакомого незнакомца» из плеяды подлинно народных характеров. Гневышев невольно напоминает знаме­ нитого Василия Теркина (это родство спра­ ведливо подмечено автором послесло­ вия). Как и Теркин, Гневышев при всём индивидуальном своеобразии — ха­ рактер обобщенный. Автор подчеркивает, что жизнелюбие Гневышева, его природная смекалка, бескорыстие, душевная отзывчи­ вость могли вызреть только в натуре цель­ ной, впитавшей в свой жизненный опыт исторический опыт народа. Но герой А. Зверева не из разряда уда­ лых баловней судьбы. Ему присущи и оп­ ределенные слабости, например, он, к удивлению однополчан, ничуть не скрывает своей боязни смерти. И все-таки заложена в Гневышеве какая-то необыкновенная сила притяжения, которую прекрасно чувствуют окружающие. Имя этой силе — мудрость, вынесенная из жизненного опыта. Ведь личная судьба Гневышева в известной сте­ пени отражает в себе целую эпоху. Моло­ дым пареньком (хотя и женатым) ушел Гне­ вышев на первую мировую войну, а после Великого Октября, помытарившись «в поис­ ках правды», стад он одним из преданных Защитников Советской власти. В родное село Гневышев вернулся авторитетным че­ ловеком, был избран председателем сель­ совета, но затем жизнь его неожиданно пошла зигзагами. Его хозяйская цепкость, умение работать не за страх, а за совесть были расценены ретивыми поборниками «мировой революции» как измена делу на­ рода, и вынужден был Гневышев бежать из родного села, опасаясь кары за свое «кулацкое перерождение». Однако невзгоды и несправедливости, сполна «одарявшие» Гневышева в ту не