Сибирские огни, 1981, № 12
172 Л. ЯКИМОВА роглавых горных вершин, а на этих верши нах даже в самые знойные месяцы свер кает снег». Но вот река спадает с гор в долину, и берега ее оказываются «одеты в мягкие травы, и — не охватишь глазом — повсюду колышутся пионы и горные маки. Недаром народ Назвал нашу речку Мер тен— мастерица. Она расшила степь и горные долины голубым извилистым узо ром. Вырвавшись из последнего ущелья в ду шистую степь Сарыг-Сеп, Мерген течет свободно. Лишь кое-где она по-прежнему вскипит, прошумит по обрыву водопада, зашипит пеной на пороге и опять спокой но идет навстречу Каа-Хему, вся в зелени и цветах». Но в этом далеком прекрасном крае за Саянским хребтом сам человек был беден, забит и несчастен. Как же скудна была впечатлениями его жизнь, как скованы бы ли его творческие возможности и как уни зительны и бесчеловечны были те условия существования, в которых оказался он бла годаря жестокой воле хозяев страны — нойонов, баев и лам! Есть глубокий идейно-художественный смысл в том, что вслед за прекрасным этюдом о Мерген одна за другой следуют главы, рисующие картины горестной жиз ни тувинского бедняка-арата. Именно та кую жизнь и вела семья Тывыкы — буду щего писателя Салчака Тока. Его мать, многодетная батрачка, была так бедна и унижена,- что не удостоилась даже чести носить имя, а откликалась лишь на прозви ще Тас-Баштыг, что значит Лысоголовая. В памяти Тывыкы-Тока навсегда остался образ того чума, который его мать соору дила по тувинскому обычаю из трех жер дей и бересты и который не спасал ни от дождя, ни от лютой стужи. С болью и го речью живописует Салчак Тока жуткие подробности национального быта бедняка- арата. Здесь постелью служил настііл из еловых веток, пересыпанный для тепла су хим навозом, одежду заменяли жалкие лохмотья, здесь людей постоянно мучил голод, а зимой дети обмораживали руки во время сна. «Жили мы здесь, как лесные зверуш ки»,— скажет в заключение автор. Позднее, когда в результате успехов со циалистического строительства жизнь ту винцев изменится коренным образом, по следует характерное признание писателя: «В своей повести «Слово арата» я посвя тил немало страниц темной ночи, которая вековечно висела над моим .народом, надо мной. Признаюсь, мне и сейчас самому тяжело перечитывать эти строки. Перо са мо тянет писать о нынешнем». Потрясают те страницы книги, где автор рассказывает и об отчаянных попытках Лысоголовой спасти своих пятерых детей от голодной смерти, и о покорной терпе ливости ее по отношению к дикому про изволу хозяев, и о презрении к любой опасности, когда дело касалось жизни де тей. «Я был тогда еще слишком мал, что бы задуматься над тем, почему под этим чистым и счастливым небом так горька и беспросветна наша жизнь, так беден и убог наш берестяной чум». Однако настало время, когда тувинскому мальчику пришлось всерьез задуматься над этим вопросом, а в поисках ответа на него избавиться от многих иллюзий и за блуждений. Покинув материнский чум, Ты выкы рано познал горький хлеб батраче ства. Но действительность поворачивалась к нему не только подневольным трудом, вечным голодом, побоями, но радовала и встречами с хорошими, добрыми, интерес ными людьми. Постепенно, день за днем раздвигался горизонт его духовной жизни. Этому способствовало сближение с рус скими поселенцами, в особенности, зна комство с теми из русских, кто уже, как Веденей Сидоров, не хотел мириться с неволей и неправдой. Собственным опы том добыл Тывыкы истину, что не разные национальные обычаи, как думал он преж де, разъединяют людей, а разное отноше ние к собственности, бедность и богатство, что русские кулаки и тувинские нойоны так же близки друг к другу, как русские и тувинские батраки. Жестоко избитый нойонскими тужуметами, Тывыкы навсегда расстался с иллюзией относительно «доб роты» тувинских богачей к своим бедным сородичам: «Нет! Идам-Сюрюн не добрей Чолдак-Степана. К тувинцу идти, к русско му, идти — все равно, если он бай или чи новник». Понимание общей «правды и силы лю дей с жилистыми руками» приходит к ге рою в то время, когда происходило мас совое пробуждение тувинского арата, ког да и до далекой Тувы докатились волны тех событий, которые происходили в мире: империалистическая война, Октябрьская революция, мощный разлив партизанского движения. «В то время араты из бедняков и байские батраки не давали мироедам и пяти раз подскочить, как у нас говорят. Быстро дошло до студеного Каа-Хема жи вое дыхание Советской России». Поэтому все последующее за главами о детстве повествование развивается как история духовного прозрения и идейного роста человека под натиском обществен ных перемен, обретения им человеческого и гражданского достоинства, превращения в борца за революционное преобразова ние своего края, а затем в видного Госу дарственного деятеля и одного из основа телей национальной культуры новой Тувы. Это достоверный рассказ о судьбе чело века, смело шагнувшего с порога берестя ного чума на дорогу самой истории, чутко прислушивавшегося к зову, требованиям и велениям Времени, сознательно избравше го путь общественного служения, поисков социальной правды. Тывыкы постоянно помнит завет матери. «Иди в Хем-Бел- дир,1— говорила она ему.— Поищи людей, у которых есть новый закон, защищающий бедных». Придя в Хем-Белдир, Тывыкы-Тока сразу же становится не только свидетелем, но и прямым участником острой общественной 1 Старое название Кызыла.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2