Сибирские огни, 1981, № 12

ТУЗЕМНЫЕ ЛЕГЕНДЫ О ЕРМАКЕ 127 «И тут у пьяных, как русских, так и татар, разобрать нельзя: ссора ли, или дружествен­ ные говоры происходят» *. Это сообщение знаменательно тем, что рисует картину взаимосвязи русских и ко­ ренных жителей Западной Сибири: они собираются вместе на торжества и праздники, пируют вместе. Поют как русские, так и татарские, даже остяцкие песни. И каждый по- своему вспоминает Ермака, образ которого продолжает жить в фольклорной традиции. К этому надо добавить, что русские и татары уже в начале освоения, вскоре посіле первых драматических событий, сблизились, подружились, нашли общий язык друг с другом. Примером могут служить фольклорные свидетельства о том, что приневолен­ ные к подчинению Кучуму вогулы (манси) и остяки (ханты) сразу же после взятия Ис- кера бежали от него, а барабинские татары были «прокляты» Кучумом за отказ следо­ вать за ним в степи. Из архивных источников известно и то, что некоторые близкие Кучуму знатные татары перешли на царскую службу. Так поступил ближний Кучуму мурза Кайдаул, получивший при разделе реликвий Ермака его кольчугу. Такова же была 8 общем дальнейшая судьба плененного казаками кучумова царевича Маметкула, самого ак­ тивного противника казаков. Конечно, за четыре века устные текстѣ преданий и легенд Претерпели различные изменения, многие подробности исчезли или стерлись. Тем интереснее и важней фак­ ты, непосредственно связанные со временем, когда события похода были еще свежи в памяти народной. Замечательно поэтому, что сохраненные Ремезовым татарские легенды рисуют нам неожиданную, на первый . взгляд, картину отношения к Ермаку вчерашних про­ тивников, сибирских татар, а затем и калмыков. Чтобы лучше понять легенды, следует начать с событий, как о них рассказывает Ремезов в своей летописи. После гибели Ермака шестого августа, в водах притока Иртыша Вагая, один уце­ левший казак бежал в «город», в бывшую столицу Кучума — Кашльгк, и принес туда печальную весть. «Егда же приемше протчие казаки во граде весть, горько плакашеся об нем, бо бе вельми мужественен и разумен, и человечен, и всякой мудрости дово­ лен, плосколиц, черн брадою и власы припудрив, возраст средней, и плоек, плечист». Таков единственный дошедший до нас словесный портрет героя. Дальше события развертывались таким образом: «Ермаку от утопления августа 13 день восплывшу и при­ несе его иртышною водою под Епанчинс^сие юрты к брегу Татарину ж Янышу, Бегише- ву внуку, ловящу рыбу и наживляющу перемет, и видев у брега шатающесь челове­ ческие ноги, и накинув петлею переметною веревку за ноги, извлече на брег, и виде одеяна пансыри, и разумев не просту быти, а знающе, яко казацы утопаша мнози, и тече на гору в юрты, возвести жителем и созва всех вскоре, да видят бывшее». Дальше происходит нечто неожиданное, невероятное. Подобно Эгмонту в трагедии Гете, в увертюре «Эгмонт» Бетховена, начинается вторая, новая, эпическая по масштабам, жизнь Ермака как героя туземного фольклора. Происходят чудеса. Разберемся в этих событиях по порядку. 1. Мертвое тело Ермака источает кровь, как живое. Обнаженное тело Ермака ле­ жит на помосте. Но в отличие от обыкновенного смертного оно продолжает жить не­ обычной сверхъестественной жизнью на страх своим врагам. Как пишет Ремезов, уделяющий в летописи б'ольше всего внимания этому сюже­ ту: «Статья 87 (110). Уразуме вси по пансырем, яко Ермак, и знающе, что государь прислал ему два пансыря, и каковы ведеша. Егда ж начаша снимать Кайдул мурза с него, тогда поиде кровь из рота и из носа, что из жива человека. Зря ж Кайдул, поне­ же стар, течение крови живой, не замерло и разумев, что человек божий, и положиша его нага на лабаз, и послаша послов во окрестные городки, да снидутся видети не­ тленнаго Ермака, точащего кровь живу, и отдаде, ручался, на отмщение своей крови. Статья 88 (111). Егда ж начаша сходити по завету всех, аще кто приидет, да вон­ зит стрелу в мертвое Ермаково тело. Егда же унзоша, кровь свежа течаще. И лежаще на лабазе 6 недель ноября по 1 день донележе от конец приидоша Кучюм с мурзами ■ Мине и ко Н. А. Досуг и развлечения у русских крестьян Западной Сибири в XVIII — первой половине XIX в.— Советская этнография, 1979, №6, с. 23.