Сибирские огни, 1981, № 12

120 АЛЕКСАНДР ПЛИТЧЕНКО говорили о социальной информации, зафиксированной в годовых коль цах деревьев. . — Так неужели? — думал Гриша, приходя на земляничный холм и долго глядя на большую боярку. Она росла у подножия холма, именно там, где когда-то была Ты- рышка, где она начиналась, где она долго-долго жила, пока не стала для всех очевидной неудобность этого места и новые дома заложили не здесь, а ближе к светлой, прекрасной дороге. — Так неужели ,—: думал Гриша ,— корни боярки не запомнили и не передали ветвям все шаги здешнего люда? Торопливые и беззаботные детские, легкие и веселые юношеские, твердые и деловые взрослые, ус­ талые и несуетные шаги стариков — они не могли не запечатлеться в этом единственном дереве, оставшемся на 'месте старой деревни. Они, конечно же, отразились в извивах ветвей, в их путях к солнцу, в их поле­ те и в их корчах... Но как оживить, как прочесть это древесное знание, как теперь увидеть его? — думал Гриша. Неизвестно как, но, вложив самое доброе из каждого дня своей жиз­ ни и совместив все счастье, выпавшее на его долю, воскресив каждую ми­ нуту радости,—с он придумал нечто — сперва оно было бесформенно и смутно. Гриша определил его для себя и для любопытствующих — «но­ вая штукенция по электронно-плотницкой части». Почему «электронно»? Это было скорее формальностью, данью моде. А почему «плотницкой»? Потому что эта вещь охотнее всего воплощалась в дереве, без потерь и искажений входила именно в деревянный материал. И как бы сама про­ диктовала Грише форму, напоминающую мощные косяки. И понял он, когда мы притащили от реки тяжелую резную дверь, что новое его изобретение можно испытывать — оно представляло те­ перь собою старую дверь в новых косяках, на склоне холма, чуть выше старой боярки. И никаких проводов, никакого электричества, никакого даже пустя­ кового полупроводника не приняла в себя «эта штукенция», она все от­ торгла, оставив в себе клей, гвозди да деревянные шпунты. Я помог Грише окончательно установить Дверь поздно вечером. А глубокой ночью прилетела к Двери Птица. Она летела тяжело, си­ лы ее были на исходе. Птица, неловко скользнув когтями, опустилась на верхний косяк... закрыла глаза... увидела гнездо, свитое из сталистой проволоки, устлан­ ное мягкой фольгой... увидела своего птенца — еще неуклюжего, еще мягкого, но уже вставшего на крыло. Птица была спокойна за него. Луна глянула сквозь облака, свет тронул Птицу на Двери и погас. Наплыл и растаял шелест боярки. И тут — вся жажда завершенности, гармонии каждого творения рук человеческих, страсть служения человеку, сотворившему Птицу, прида­ ла ей необыкновенную силу преображения. Птица рассредоточилась, повисла в ночном пространстве металли­ ческим облаком, заклубилась и пролилась по старой резной двери. Облако скользило по темному дереву и сгущалось, обращаясь в мощные дверные петли, толстые трехгранные гвозди, кованые фигурные накладки... Словом, во все то, что утратила Дверь за долгие годы. И на самом кончике русалочьего плавника отпечаталось: С Р А Б О Т А Н О В Т Ы Р Ы Ш К Е Дверь очнулась и вспомнила...