Сибирские огни, 1981, № 12

10 ИЛЬЯ ЛАВРОВ него глаз. Не давал ему свободно вздохнуть. Да, видно, переусердство­ вал. Вот в чем беда! А не так ли я подавлял и своих работяг на строй­ ках? Ведь ни один не пожалел, что меня вытурили на пенсию. Вечно орал, требовал. Меня боялись, и только». В последнее время задурило у Башлыкова сердце, и он угодил в больницу. Исхудал, ослабел он. Кто-то из родственников дал Игорю тре­ вожную телеграмму. И тот приехал к нему второй раз за десять лет. Первый раз приезжал на похороны матери. Игорь три дня назад пришел в больницу. И Башлыков увидел креп­ кого, похожего на спортсмена, парня, с маленькими, светлыми усиками. Игорь уже кончил университет, стал орнитологом и работал в зоо­ парке научным сотрудником. А как он, Бышлыков, бывало, боролся с увлечением Игоря этой самой зоологией! Они сидели в больничном парке и скупо переговаривались о разных родственниках. Они не знали, о чем еще и как им говорить. Игорь был совсем чужой, на все пуговицы застегнутый. Каким он вырос? Что он за человек? О своей жизни он ни слова. Видно, ему в тягость было сидеть с отцом. Смотаться хотелость скорее. А у больного нервы-то оголенные. И сердце, как рана, чуть задень — и больно. Вчера Башлыков позвонил домой. Ему хотелось сказать сыну, что- нибудь такое... ну, в общем, как-то приблизиться к нему. Но сын, едва взяв трубку, объявил, что уезжает. Должно быть, отец показался ему не таким уж больным. Башлыков только растерянно произнес: «А... а мо­ жет, ни к чему уезжать-то? Того и гляди, я концы отдам. А дом-то ведь тебе останется». Он думал, что для сына это очень важно, соблазнительно, что ли. Дом действительно был внушительный, из толстых лиственничных бре­ вен. Для него и сто лет ничто. Но отец знал, Игорь не любил это отчее гнездо. Недалеко был мясокомбинат, и около него теснились какие-то угрю­ мые склады, пакгаузы, заборы. Среди них вздымались три огромных, полузасохших тополя. И над всем этим вечно клубилась туча ворон и сорок. Они опускались на крыши, сыпались на землю за тюремно-высо­ ким забором, потом, испуганные чем-то, снова взлетали шумной тучей, облепляли все ближние тополя и крыши. В том числе и крышу Башлы­ кова. Посидев, погалдев, вдруг срывались черным облаком и рушились во двор. Что там было такое? Свалка, наверное. Может, из-за всего это­ го и не любил Игорь родной дом. Да и не только из-за этого... — Дом-то... и какой дом — тебе ведь останется,— неуверенно повто­ рил Башлыков, чувствуя, что, пожалуй, говорит что-то не то. И действи­ тельно, после большой и тяжелой паузы Игорь равнодушно промолвил: «Потолок у тебя, Данила Сергеевич, слишком тяжелый,— на плечи да­ вит... Да и воронья полно на крыше... Ты поправляйся». И положил трубку. Горечь и обида жаром хлынули в лицо. «За что? За что так-то вот? Уж я ли не рвал жилы ради него? Я ли не старался поставить его на ноги? Он всегда был одет не хуже других, пил-ел вволю. Комнату имел отдельную. Мебель — дай бог каждому! И все он отбросил, на все наплевал. Не знает он, как меня жизнь била-колотила, гоняла-пинала навроде футбольного мяча. Малограмотный батя сапожник, вечные пьянки, мать, затурканная работой, орава сопливых сестренок и братишек.,, Я к школьной доске выходить стеснялся: на заду заплаты красовались.,. А потом — строительный техникум, вагоны разгружал, чтобы с голоду не подохнуть... А потом — война. Сапером был, мосты взрывал и наво­ дил. А то и с пехотой в атаку шел. Дважды в госпитале от боли зубами скорготал. А после войны, наголодавшись вдоволь, все-таки наладил