Сибирские огни, 1981, № 12
ДВЕРЬ НА ХОЛМЕ 101 б) зеленъ была, видимо, брошена в закипающий борщ, и теперь она стала черной, бесформенной. Тогда как, будь она высыпана только сей час, она бы своею живой мишурою оттеняла тяжеловатую массу блю да, а своим запахом придавала его духу легкость; в) а как все это разливалось по тарелкам? По-солдатски — «со дна — пожиже!» Здесь, в утреннем свете, в свежей неторопливости, более уместным было бы не со дна, а именно сверху: навар, зелень, больше аромата, чем самого борща, и чуть-чуть гущи. Чтобы и узоры на тарелке проглядывали и чтобы человек уходил от стола с легким чув ством голода, некоторой неутоленностью желания. А не валить в тарел ку через край, валом, чтобы едок сидел над ней и с унынием думал: да когда же кончится это проклятое варево; г) но более всего отвращал вид куска мяса с рваной костью, изнут ри царапающей стенку крюшонницы и мажущей ее желецбразным моз гом, и к чему было плюхать его всем куском на тарелку? Надо было его вынуть, разделать, порезать аккуратными кусочками — без костей, хрящей, пленок,— а тогда уж и подавать. Да непременно прикрыть его откровенность, осыпать ее наивным кружевом молодого укропа, болтов ней петрушки, острой прямотой зеленого лука, податливыми листьями салата и прочими неприхотливыми дарами лета; д) и уж ни в коем случае не уговаривать, не упрашивать, не пону ждать едока к поглощению своего блюда, каким бы оно тебе самому ни казалось вкусным и желанным. Уговаривание — одно из верных средств вызывать в едоке отвращение; ж) равно не следовало при едоке, раскуривающем сигарету после такого угощения, сливать на его глазах остатки борща из тарелок, вы брасывать объедки в помойное ведро и вообще — суетиться по хо зяйству. И многое другое... Мама Анджелы либо не знала, либо от большого желания доста вить своим борщом удовольствие Паше пренебрегла всем этим, а скорее всего — была уверена, что так — лучше. Вида Паша, конечно, не подал, нб ел как-то механически, как-то дежурно, из вежливости, и вскоре раздосадованной маме Анджелы при шлось идти к себе, унося в хрустальной крюшоннице чуть начатый, только взбаламученный борщ. На этом их утренние застолья кончились навсегда. 8 «Да-а-а, подзапустил хозяйство,— раздумывал Федор Петрович (папа Анджелы),— нельзя, конечно, так... Вон уж — нас даже стыдят — почему, Федор Петрович, личное хозяйство не заводишь, не разворачи ваешь? Кормов нет? Дадим угодья, коси на здоровье. Землицы для кар тошки мало? Прирежем земельки, один хрен — пустует... Пора... Коро- венку-то лучше к осени возьму. Пока и без нее делов много. Ближе к осени присмотреть надо посправнее, стельная чтобы. Или с мужиками договориться, племенную взять из ядра... А вот поросеночка сейчас бы поставить. Чего там, он тут к «седьмому» под ногами вырастет, не уви дишь как. Там — завалить, мяско пока что будет... Ну, курей, гусей, уток — бабы заведут... Мать надо вернуть. Чего ей в городе? Дух не тот, и теснота... Да и жену с дочкой перевезти тоже. Пора Аленке и жиз ни учиться... Побаловались и будет. Земля зовет, ишь, как пахнет она, как ждет... Чего придумали — дочку Анджелкой звать!» Федор Петрович катил на «Жигулях» в Бочатск. Деталей своего ухода из математической науки в личное сельское хозяйство он не про
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2