Сибирские огни, 1981, № 11

ДВА РАССКАЗА 51 Григорьев налил вино, мать потянулась к его рюмке чокнуться и опять поразилась сходству с тем лейтенантом. Будто отец и сын или братья, или сам лейтенант, но как бы уже постарше годами. Она их сотни вынесла за годы войны, живых и мертвых, солдат и офицеров. А крепче других почему-то запомнился тот, черноволосый. Пуще всех было жалко его. В тот день она вынесла еще одного лейтенанта. Он нашел ее потом, после госпиталя уже. Долго его лечили, не вылечили до конца. Война , закончилась, они приехали в Москву и стали жить, вот в этой квартире. Он дал жизнь Светику, а сам вскоре умер, не прожив и тридцати лет. Он не был здоров от природы, да еще изранен, и не передал дочери до­ статочно сил. Светик переняла от него обличье, характер, только ростом пошла в мать. Она часто хворала, и матери приходилось трудно. Мать работала медсестрой до самой пенсии, а работая медсестрой, попробуй подыми ребенка, хоть и одного. Были детство и юность, были школа и институт, и вот теперь она сидит рядом, ее дочь Светлана, тридцатиче­ тырехлетняя девушка, умная, грамотная, кандидат наук, начальник ла­ боратории и —- одинокая. Время от времени она приводит гостей, знако­ мит с матерью, мать готовит ужин или обед, приглашает к столу, угоща­ ет, разговаривает. Потом гости уходят, мать провожает их, благодарит. Просит заходить почаще... А гости были разные. Их было не так уж и много за все время, гостей, человек до десяти если, но ни один из них не приглянулся ма­ тери. Чего-то в них не хватало. Стержня, пожалуй, не хватало, что дер­ жит человека, делая его самостоятельным. Или, может, так казалось матери. И это бы еще ничего не означало, что они не приглянулись ей, они, судя по всему, не приглянулись и дочери. После этого ни одного из них мать уже не видела. А вот Григорьев понравился. И не потому вовсе, что походил на черноволосого лейтенанта и напомнил ей войну. В нем чувствовалась самостоятельность, которую мать не всегда замечала в людях. Она бы­ ла бы сейчас совсем не против, если бы дочь надумала оставить у себя гостя до утра. Она не могла сказать сама об этом дочери, но когда бы та решилась, мать ничего бы не сказала. Наоборот, была бы рада. А са­ ма бы ушла ночевать в соседний подъезд, к подруге, одинокой женщи­ не. До каких же пор ей выжидать, дочери. В тридцать лет трудно, а в сорок еще труднее. Жизнь —она не из одной молодости состоит, не успеешь оглянуться, как постареешь враз. Ей, дочери, надо родить, ро­ дить от хорошего человека. И это ничего, что так получилось бы, зато ребенок был бы здоровым и разумным. Покуда она, мать, в силе еще, она бы возилась, помогая. Ох, мысли, мысли. Хорошие—нехорошие. Да что поделаешь. Ничего не поделаешь... — Я пойду, однако,—Григорьев посмотрел на часы,—поздно уже.—И встал. Светик выключила проигрыватель, они вышли в кори- дор. — Мам, я ненадолго, провожу только и обратно,—сказала Светик. — До свидания,—сказал Григорьев, подавая руку хозяйке,—спа­ сибо вам. Посидели хорошо, ужин был замечательный... — Вам спасибо,—сказала мать.—Спасибо, что зашли. Приходите... Григорьев и Светик молча дошли до остановки и коротко попро­ щались. Когда Григорьев все еще ехал к гостинице, Светик стояла в своей комнате на балконе и плакала. А мать сидела на кухне и смот­ рела в окно. ♦ 4!