Сибирские огни, 1981, № 11

ДВА РАССКАЗА 21 Егоров любил вспоминать, кто что сказал о Лермонтове, решив, что сильнее всех сказал, пожалуй, Достоевский, хотя и Гоголь сказал хо­ рошо, и даже граф Толстой снизошел до оценки поручика. Вот было время! Поживи Лермонтов еще, то прочел бы «Преступление и наказа­ ние», «Записки охотника», другое что-нибудь,— так тесно они стояли друг подле друга. А вот до чеховских рассказов он бы, верно, не дожил. До тех, несмешных. Любопытно, как бы он отозвался о них. Нет ни одного отзыва его о литературе. У Пушкина —целый том, у Лермонто^- ва —ничего. Дожил —не дожил. Хотя, кто знает. Прожил же Толстой восемьдесят с лишним лет. Да, но это был человек совершенно иного склада. Нет, не прожил бы Лермонтов долго. Такие люди много не жи­ вут. Их судьбы, как говорят теперь, предопределены заранее. Взглянув на жизнь, они сразу все понимают раз и навсегда, и тогда им стано­ вится скучно, они ищут смерти и находят ее... А через несколько дней Егоров оказался на месте дуэли. Он пришел туда неожиданно для себя, гуляя. Узкая асфальтированная дорожка, опоясывающая по подножию Машук, проходила как раз через ту поля- йу. Слева —торгующий киоск: вода, конфеты, печенье, табак, спр ава - памятник, прямо от него, в нескольких метрах за небольшим цветни­ ком, шоссе, шуршание колес. Кругом молодые черноствольные деревья, похожие на ветлы. Егоров обошел памятник. На четырехугольном постаменте узкий, граненый, заостренный кверху, камень, не очень высокий. В нижней части ниша, в ней, лицом к Бештау, бюст поэта, под ним надпись. Вокруг памятника цветы, ограда-столбцы, каменные же, обвисающие между ними цепи. По углам на столбцах большие каменные грифы, их головы повернуты назад, символизируют вечную скорбь. Вот и все. Побыть здесь одному, постоять, подумать можно было только ра­ но утром или поздно вечером, а в остальное время дня возле памятника всегда шумно. Каждые двадцать минут за цветником останавливался автобус с туристами, открывались дверцы, выходила экскурсовод, сле­ дом туристы. Установив их полукругом шагах в пяти от памятника, экс­ курсовод, не меняясь в лице, заученно, в семь тысяч девятьсот сорок третий раз сообщала информацию о поэте, известную из учебника рус­ ской литературы шестого класса: годы жизни, приезд на Кавказ, приезд в Пятигорск, ссора, условия дуэли, гроза, где был похоронен сначала, куда перевезли потом, значение поэта для отечественной литературы, значение поэта для мировой литературы. Обалдевшие от интенсивной программы осмотра достопримечатель­ ностей города, туристы слушали плохо, крутили головами. Рассказав о бессмертии Лермонтова, экскурсовод отходила в сторону, ее тут же подменял фотограф, приглашая сфотографироваться на фоне памят­ ника, сперва группой, а потом желающих по одному или по двое-трое. «Боже, какая пошлость»,—морщился Егоров, наблюдая, как, встав спиной к памятнику, выпятив груди, осклабясь, взявшись под руки, ока­ менев, позировали перед фотоаппаратом дамы, чтобы получить кар­ точку в память о пребывании своем на кавказских минеральных водах. Рядом, ожидая очереди, стояли другие. Услышав последний щелчок фо­ тоаппарата, экскурсовод молча шла в автобус, за ней —группа, и они ехали к новой достопримечательности. Между памятником и государственным ларьком с рассвета до тем­ на шла частная торговля сувенирами. Сувениром был Лермонтов. Под деревом, подвесив к суку параллельно земле палку с вбитыми по всей длине маленькими гвоздиками, прицепив к гвоздикам на палочках, так, чтобы они колыхались на ветру, лоскутки материи, похожие формой на вымпелы, заложив руки за спину, невозмутимо стоял весь световой день кавказский князь, смуглолицый, с усиками под самым носом, в пальто