Сибирские огни, 1981, № 11

19 ДВА РАССКАЗА Случалось, при Егорове кто-то признавался, и даже искренне, в своих симпатиях к Лермонтову, Егорову не совсем приятно было слы­ шать это —он ревновал, ему казалось, что никто не может любить поэта так полно и сильно, как он. Он считал, что излишне много гово­ рят о Толстом, а тот ведь полностью вышел из Лермонтова, и из стихов, и из прозы,—может быть, вначале отчасти из Тургенева, но потом — только из Лермонтова, но этого, по мнению Егорова, никто не хотел замечать. Толстого он читал порядочно, но без всякого волнения и не мог сказать, что нравилось ему больше, что меньше, прочел и прочел, не перечитывая в последующем —не тянуло. Он и в Ясной Поляне побывал —так случилось, в Тарханы соби­ рался множество раз, и все что-то мешало, а в Ясную занесло. Побро­ дил по усадьбе, к могиле сходил, спустился —хороший день стоял, осен­ ний —через листопад к речке, отмечая по пути, что граф совсем непло­ хо жил и зачем ему было уходить из усадьбы. Он это произнес вслух, подойдя на берегу к одной из туристских групп, и зря сделал, группа сплошь состояла из поклонников, причем —ярых, Толстого, и они тут же стали вразумлять Егорова. «Что вы говорите?! —возмущенно и да­ же несколько испуганно воскликнул доцент литературы не то Пермско­ го, не то Тверского пединститута.—Уход Толстого носит исторический характер, на этом сошлись все толстоведы». Доцент, видимо, тоже был толстоведом, иначе бы он так не горячился. «Неужели?! —спросил Его­ ров, глядя на доцента из-под шляпы и морщась по обыкновению.— А мне всегда казалось, что не умри граф на станции, то, побродив не­ дельку, он вернулся бы обратно в усадьбу, а потом написал бы очеред­ ной трактат «Почему я вернулся», объясняя уход и возвращение, по­ скольку был известным актером». Тут на Егорова закричали все разом, он сгорбился, угнул голову и пошел, хромая, к автобусу, «Это кощунство! —кричал ему в спину доцент.—Вы не интеллигент! Так не может говорить русский человек, кому дорога память...» Егоров ожидал фразы — «Я буду жаловаться!», но доцент фразы этой не произнес. «Какого черта я связался с ними?! —переживал он потом доро­ гой.—Ну, любят и любят, какое мое дело. Икон нам не хватает, де­ лить начинаем. Не можем без икон обходиться. Как язычники, ей-богу!» Лермонтова он любил молча, без публичных объяснений и клятв, считая, что тот, как никто другой, наиболее полно выразил его внутрен­ нее состояние: стихами передал мысли, чувства, переживания, в йрозе — показал характер. Кроме книг Лермонтова и воспоминаний о нем, Его­ ров прочел еще много, что называется, дополнительной литературы, которая, по мнению авторов, должна была помочь ему, как читателю, глубже и всесторонне понять как самого поэта, так и его творчество. Но ничего, кроме статей Белинского, не заинтересовало Егорова. Да и Бе­ линский устраивал его отчасти. Ему казалось, что критик не сказал всего того, что надо было сказать о Лермонтове, что молодой поэт мощью своей ну, поразил, что ли, Белинского, и тот первое время прос­ то не знал, с какой стороны лучше подойти к Лермонтову, не зря же он обещал вернуться к нему. Остальные работы, по мнению Егорова, но­ сили диссертационный характер и не заслуживали внимания. Однажды он открыл наугад толстенную книгу и прочел по пово­ ду «Героя нашего времени» следующую фразу: «Печорин потому толь­ ко затеял интригу с княжной Мэри, что это ему помогало бороться с Грушницким». «Какая чушь!» —воскликнул Егоров, закрывая и оттал­ кивая книгу с чувством, похожим на брезгливость. В предисловии было сказано, что сия монография является результатом многолетних тру­ дов автора и, несомненно, представляет собой новое серьезное слово в 2 *