Сибирские огни, 1981, № 11
ДИАЛОГ О ПРЕКРАСНОМ 189 Жена Достоевского в своих воспомина ниях рассказала об одном эпизоде с по дарком Федору Михайловичу фотографии картины Рафаэля «Сикстинская мадонна». «Сколько раз,— пишет Анна Григорьевна Достоевская, — в последний год жизни Фе дора Михайловича я заставала его стоя щим перед этою великою картиною в та ком глубоком умилении, что он не слы шал, как я вошла, и, чтоб не нарушать его молитвенного настроения, я тихонько ухо дила из кабинета». Отстаивая идею красоты, огромную роль прекрасного в жизни, Достоевский имел «союзников» и из революционно-де мократического лагеря. Так, М. А. Антоно вич, сотрудник «Современника» и соратник Н. Г. Чернышевского, в статье «Современ ная эстетическая теория» высказывает по ложения, близкие мыслям Достоевского: «Эстетическое наслаждение есть нормаль ная потребность человеческой природы, удовлетворяемая прекрасными предмета ми...» И поэтому искусство «как удовлет ворение этой потребности полезно если бы оно даже больше ничего не давало че ловеку, кроме эстетического наслаждения, если бы оно было просто искусством для искусства, без стремления к другим выс шим целям». Совершенно очевидно, что Антонович идет даже «далее» Достоев ского. Этот «радикализм» Антоновича вы звал саркастическое замечание Д. И. Писа рева: «Значит, Добролюбов, сражавшийся в течение всей своей жизни против искус ства для искусства, сражался против по лезного явления и, следовательно, принес русскому обществу очень много вреда». Не вдаваясь в подробности этих разногла сий, хотелось бы подчеркнуть, что вопрос, затронутый Достоевским, был непростой. Готовых решений его жизнь не . давала. Они вырабатывались в результате мучи тельных раздумий, поисков, а подчас и ошибок. Достоевский не только полемизировал с оппонентами, но пытался найти положи тельный ответ, который был бы правдой не одного, а правдой всех. Поэтому Досто евский пытается внимательно проанализи ровать точку зрения той и другой сторо ны. Он считает, что вопрос об искусстве неправильно поставлен и запутан из-за взаимного ожесточения враждующих сто рон. «Да, вопрос не так поставлен, — пи шет Достоевский,— и по-настоящему спо рить не о чем, потому что: Искусство всегда современно и действи тельно, никогда не существовало иначе и, главное, не может существовать». Достоевский выделяет этот тезис особо, ибо в нем, как ему кажется, заключается решение главной проблемы, вызывающей полемику. Насколько же справедливо та кое утверждение? Есть ли в нем истина ис торическая? Известный русский писатель и критик рубежа XIX—XX вв., автор попу лярной «Книги отражений» И. Анненский в самом начале нашего века категорично заявил: «Теория искусства для искусства — давно и всеми покинутая глупость». И шут ливо добавил, что в мире все чему-нибудь да служит: даже античные боги «не брез гали служить в почтальонах и даже по куз нечной части». Если же говорить серьезно, то следует вспомнить в связи с этим Пи сарева, который активно участвовал в по лемике по вопросам искусства. Знамена тельно, что столкновение «утилитаристов» и защитников «чистого искусства» пред ставлялось ему как схоластика. Не потому, конечно, что Писарев терпимо относился к «чистому искусству», а потому, что он, как и Достоевский, улавливал некоторую неправомерность самой постановки вопро са. С присущей ему откровенностью и не взирая на авторитеты, Писарев с иронией комментирует литературные споры своего времени в статье «Схоластика XIX века»: «Замечательно, что до сих пор состязание двух направлений нашей критики не пре вратилось или не забыто. Г. -бов (Добро любов.— В. О.) до наших времен в начале каждой статьи прохаживается насчет эсте тической критики, а г. Григорьев оплаки вает (падение истинной поэзии...— Обе сто роны, т. е. критики, старающиеся запрячь поэзию в воз, и критики, стремящиеся к беспредельности и вечной красоте, спорят между собою, делают друг на друга кол кие намеки, обижаются ими, отвечают на них упреками,— и хоть бы один раз, на досуге, они подумали: «Из чего мы хлопо чем? Кого интересуют наши кровавые спо ры? Зачем и на что мы тратим энергию? На кого наши слова будут иметь влияние?» На какой же основе построено такое заключение? Писарев при всем своем «ути литаризме», впрочем, значительно и непра вомерно преувеличенном исследователями его творчества, никогда не отрицал значе ния таланта и высокой поэзии. Для Писа рева, как и для Достоевского, важна была историческая и социальная ее роль. Кри тик считал, что полезность искусства нель зя понимать узко прагматически, но вмес те с тем он учитывал наличие «массовой» литературы, которую ведь за борт не вы бросишь и которая в известных границах может служить На пользу обществу. Писа рев по этому поводу рассуждает: «Пуш кин в своем стихотворении «Поэт и чернь» спрашивает: Жрецы ль у вас метлу берут? и, как известно, выражает ту мысль, что поэты созданы для песнопений, для зву ков сладких и молитв». Критик демонстративно поддерживает мнение Пушкина, хотя и не оценивает всей сложности его позиции. Далее Писарев перечисляет имена третьестепенных писате лей, которые отнюдь не являются «жреца ми» искусства. О них он пишет: «Мне ка жется, эти господа могут смело взять мет лу в руки, нисколько не роняя своего достоинства. Красота формы им недоступна; пускай же они рассказывают интересные житейские случаи... Но наша критика,— продолжает Писарев, — увидела в наплы ве обличительных очерков новое направ ление, опасное для искусства, точно будто сфера искусства доступна для людей без дарования и точно будто истинное даро
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2