Сибирские огни, 1981, № 11
ДИАЛОГ О ПРЕКРАСНОМ 187 «Г-н -бов и вопрос об искусстве» Достоев ский заявляет: «...Публика читает одного г-на -бова (Добролюбова.— В. О.), который сам заставил-таки читать себя, и уж за это одно он стоит большого внимания». Пример такого бережного и вниматель ного отношения к талантливым людям До стоевский мог извлечь и из революцион но-демократической критики. Именно рево люционные демократы в условиях очень жестко ведшейся идейной борьбы умели выявить талант и тактично поддержать пи сателя, если он даже в чем-то и заблуж дался. Чернышевский, например, очень бережно относился к дарованию Л. Толсто го, хотя Толстой находился в дружбе с враждебным Чернышевскому «бесценным триумвиратом»: Боткиным, Анненковым, Дружининым. Чернышевский и Добролю бов высоко оценивали в печати произведе ния либерала Тургенева. Да и Добролю бов, отвечая Достоевскому в ходе поле мики, был предельно внимателен к нему. Обратимся теперь к отдельным звеньям спора, чтобы уточнить позицию Достоев ского. Н. А. Добролюбов в статье «Черты для характеристики русского простона родья», рассматривая рассказы из народ ного быта Марко Вовчок (псевдоним М. Маркович), определяет значение этих произведений для осмысления русской жизни эпохи крепостного права. Критик видит известное художественное несовер шенство рассказов, но подчеркивает их идейное значение. Неверно, однако, ду мать, что Добролюбов пренебрегает поэ тической формой, видя лишь актуальность содержания. Правда, в высказываниях не которых революционно-демократических критиков, в частности Д. И. Писарева, со держались ноты «нигилистического» пре небрежения формой (больше, однако, в теории, чем в творческой практике). И$ та ких «деклараций» вытекало ложное мне ние о том, что революционные демократы недооценивали эстетическую сторону про изведений. На самом деле, если вчитаться в разъяснения, которые Добролюбов дает относительно недостатков художественно сти у М. Вовчка, станет ясно, о чем конк ретно идет речь. Критик считает, что стро гой оконченности и всесторонности «не возможно еще требовать от наших рассказов из крестьянской жизни: она еще не открывает нам себя во зсей полноте, да и то, что открыто нам, мы не всегда умеем или не всегда можем хорошо выра зить». Обратите внимание на слова «она еще не открывает нам себя во всей полноте». То есть сама жизнь еще не дает доста точно отчетливых образов, не открывает полностью своих тайн. С другой стороны, нет еще прочной художественной тради ции. Ведь даже И. С. Тургенев, многоопыт ный создатель крестьянских типов, намно го позднее, в 70-е годы, писал о том, что народная жизнь, вступившая в новый этап развития, ему как художнику не совсем дается. В письме к К. Д. Кавелину по по воду романа «Новь» Тургенев говорит о том, что он не смог дать достаточно пол ного изображения крестьян. А причину ви дит вот в чем: «...Я не довольно тесно и близко знаю их теперь, чтобы быть в со стоянии уловить то еще неясное и неопре деленное, которое двигается в их внут ренностях». Тем более трудно было это сделать в эпоху острой ломки всех старых устоев, в период назревания революционной си туации. Поэтому прав, конечно, Добролю бов, выразивший удовлетворение тем, что в рассказах М. Вовчка «мы видим желанье и уменье прислушиваться к этому, еще от даленному для нас, но сильному в самом себе, гулу народной жизни; мы чуем в них присутствие русского духа, встречаем зна комые образы, узнаем ту логику, те тре бования и наклонности, которые мы и сами замечали когда-то, но пропускали без вни мания. Вот чем и дороги для нас эти рас сказы; вот почему и ценим мы так высоко их автора». Для Добролюбова важно, что художник подметил и по-своему воплотил созревание у крестьянина сознания необ ходимости свободы. Революционно - де мократические идеи критика подкрепля лись вескими свидетельствами жизни. Достоевский не мог не понять гумани стического пафоса статьи Добролюбова, не мог не сочувствовать его симпатиям, ибо и сам м'ного размышлял о русском народе, о крестьянстве. Сошлемся в каче стве примера хотя бы на его статью «Рас сказы Н. В. Успенского», которая посвя щена крестьянским рассказам писателя, привлекшего пристальное внимание и ре волюционных демократов (см. статью Н. Г. Чернышевского «Не начало ли переме ны?»). Все так, но Достоевский в ходе сво их полемических рассуждений проблему расширил, перевел ее, так сказать, в план «большого времени», приподняв над зада чами сегодняшнего дня. В 60-е годы очень остро стоял вопрос: что следует признать за подлинное искус ство — искусство «чистое» или «назида тельное», «дидактическое»? Итак, «чистое» искусство или — «утилитаризм»? Достоев ский, как и революционные демократы, эстетические задачи ставил в связь с зада чами социально-историческими и нравст венными, с конкретными потребностями времени. Но вместе с тем в вопросах ис кусства его занимали мысли общечелове ческого, «вселенского» масштаба. И он на чинает анализировать позиции адептов «чистого» и «утилитарного» искусства. Ему как бы слышатся голоса спорящих, и он воспроизводит их аргументы и контраргу менты и дает свои комментарии. Достоев ский «моделирует» возможные упреки «утилитаристов» их противникам, тем, кто, отрываясь от жизни, уходит в глубокую древность и изучает, например, «Илиаду». Чем «гнуснр» занятие «Илиадой», по мне нию противников «чистого искусства»? А вот чем, говорит Достоевский: «Тем, что мы, точно мертвецы, точно все пережив шие, или точно трусы, боящиеся нашей будущей жизни, наконец — точно равно душные изменники тех из нас, в которых еще осталась жизненная сила и которые
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2