Сибирские огни, 1981, № 11

ЗАПИСКИ ФОЛЬКЛОРИСТА 175 — Вот четвертая внучка родилась,— пояснила она.— У люльки-то всегда песен много. Раздумываю — старшая внучка и запишет. Это для вас. Боялась, что не прие­ дете больше. Сама помру — пусть песни людям останутся. К тому времени ее песни уже неоднократно звучали по радио, телевидению. И во второй приезд мы записали не меньше. На запись приходили соседки, взрослые внуки. А старшая дочь, считавшая раньше наше занятие пустяковым, провожая, поклонилась: — Спасибо за маму. Мы думали так, блажит... не знали, какая она у нас талант­ ливая. Да, как это ни странно, дети и внуки — кровь от крови и плоть от плоти,— живу­ щие бок о бок с удивительными людьми, зачастую даже не догадываются об этом. Это было в 1972 году. Одна из моих учениц передала мне две общих тетради. В одной — описание свадьбы с 55-ю свадебными песнями, в другой — только песни с четко расставленными ударениями, переводом диалектных слов и исчерпывающими данными о характере бытования, о песельнице. По «почерку» работы чувствовалась рука умного, думающего собирателя. А передо мной стояла низенькая, худенькая, с острым подвижным носиком первокурсница. Первая мысль: откуда переписала? Недо­ верие поддерживали четко видимые «смоленские» диалектные черты. Весь этот ог­ ромный материал был записан от одной женщины — Прозвицкой Ефросиньи Денисов­ ны. Студентка — Прозвицкая Людмила Михайловна. — Ваша бабушка? — Да. — Она смоленская? — Вообще-то да, но сорок лет живет в Сибири. — Далеко? — Здесь, в Новосибирске. Майским утром, захватив магнитофон, мы с В. Г. Захарченко идем по указанному адресу. Это — Новосибирск, но не город, а деревенька, выросшая около лечебного учреждения в пяти километрах от городской зоны, но так и не получившая своего имени. Находим указанный дом. Старушка в черном платье переносит в «кладовушку» дрова, по два-три полешка. В быстром темпе мы перетаскали дрова и сидим в про­ сторной горнице. Ефросинья Денисовна предупреждена внучкой о нашем появлении. Но, видимо, Люда слишком «высоко» представила нас. И Ефросинья Денисовна ста­ рается не ударить в грязь лицом. Мы просим спеть свадебные песни, а она рассказы­ вает, как ее дядья вели революционную работу, как помогали М. И. Калинину, в каких газетах писали об этом, в каких музеях хранятся фотографии и документы. Мы понимаем, насколько важны для Ефросиньи Денисовны эти воспоминания, но нам нужны напевы, а их пока нет. Пытаемся повернуть разговор на старину. Это уда­ ется. И мы получаем богатейшую информацию о старой смоленской деревне, кон­ кретно о Покрове, где родилась и выросла Е. Д. Прозвицкая. В деревне было 30 дво­ ров. Во многих не было лошадей, а в некоторых — даже кормилиц-коров. Семья деда Ефросиньи Денисовны (Фрузы, в деревенском обиходе) Игната Алексеевича Игнатен­ кова состояла из 17 человек, считалась «крепкой», хотя хлеба редко хватало до нового урожая, всю посуду составляло несколько чугунов и глиняных мисок, а в небольшой избе в три окна вместе с семьей в зимние холода жили куры, телята, ягнята. Детство проходило на полатях и нарах. — Федоровна,— рассказывает о незамужней сестре деда Ефросинья Денисовна,— детей страсть как любила. Мы больше возле ее. Качает люльку и поет: Баю, баю-баиньку, Ишел бай по стяне. Нес лапти на спине. И жане, и сябе. И дятёнку — по лаптёнку... Так мы услышали первую песню. Неприхотливую, кондозую, пахнувшую курной избой, нищетой, но исполненную оптимизма и жизнерадостности. Чтобы понять это, на­ до слышать песню. Словесный ее скелет лишь отдаленно напоминает живой организм колыбельной песни.