Сибирские огни, 1981, № 11

174 ) М. МЕЛЬНИКОВ таких песен, она не приемлет мелодраматические элементы в содержании текстов и тогда создает «усеченные» варианты таких песен. В Сибири большой популярностью пользуются песни царской тюрьмы и каторги, в притрактовых селах они зачастую составляют основу песенного репертуара. Но лишь немногие из них достигают приемлемого художественного уровня. А. М. Красникова редко обращается к ним, а если и обращается, то только к лучшим образцам («Глухой неведомой тайгою», «В воскресенье мать-старушка» и др.) Хороший эстетический вкус помогает ей противостоять всему малохудожественному. Видимо, засоренность ча­ стушечного репертуара односельчан обусловила ее отношение к частушке. На пред­ ложение спеть частушки она ответила: — Частушки я вам петь не стану: и без меня напоют! По собственному признанию песельницы, каждое сильное потрясение в ней «пес­ ней отзывается». Во время первой мировой войны погиб ее первый муж. — Песню я об этом сложила,— сообщает Анна Мефодьевна.— Хороший он был, уважительный... Вот, кажется, иду и вижу памятник — он достоин! И тут1же запевает: Рассказать ли вам. подружки. Про несчастьице мое? Это — песня-контаминация, построена из готового песенного материала: собст­ венно авторскими являются только композиционное построение и стилистическая ре­ дактура. Анне Мефодьевна в совершенстве познала эстетическое своеобразие причети и часто выступает в роли добровольной плакуши. Ее плачи отличаются импровизацион­ ной свежестью, редкой эмоциональной силой. Плачи, колыбельные, хороводные, любовные, семейные песни А. М. Красниковой не только по-разному поются, но и смотрятся по-разному. Поет протяжную грустную песню — руки прижаты к груди, взгляд потускнел, слезинки дрожат на ресницах, углу­ бились морщины; но вот запевает веселую хороводную песню — лицо светлеет, ожив­ ляется, руки взлетают в пояснительных жестах, она прихлопывает в ладоши, начинает кружиться, притопывать, прерывает пение взволнованным рассказом... Сама Анна Мефодьевна говорит: «песни играть», «я вчера переиграла». Играть — это, пожалуй, самое точное определение ее исполнительской манеры. Народное по­ этическое слово стало неотъемлемой частью повседневной жизни А. М. Красниковой. Она пересыпает свою речь меткими образными речениями, пословицами, поговорками, в которых всегда угадывается стремление к философскому осмыслению жизни: «Шила в мешке не утаишь», «Корова — наша мать», «Иисус Христос пострадал за слово гос­ подне, а товарищ Ленин — за нас», «Богу молись — и его (сатану) не гневай». Рассказ­ чица она талантливая. Светлый юмор, острая шутка, богатейшие интонационные вариа­ ции, «разговор на голоса», мимика, выразительный жест — далеко не полный перечень ее выразительных средств. Но любимым жанром А. М. Красниковой остается песня. Музыкальный язык на­ петых ею песен, несмотря на внешнюю простоту, богат и своеобразен. Мелодический диапазон напевов невелик, чаще он вмещается в интервалы квинты и сексты, реже — октавы. В мелодиях преобладает плавное, поступательное движение звуков, избегают­ ся скачки на широкие интервалы, темпы в основном сдержанные, часто используются внутрислоговые распевы. Интересно, что даже тюремную песню «А в тюрьме считай минуты», близкую по музыкальному стилю к городскому романсу, А. М. Красникова старается распеть, приблизить к крестьянскому стилю. Характерно это и для некоторых других песен. (Музыкальные наблюдения В. Г. Захарченко). Напела нам Анна Мефодьевна за 4 дня около семидесяти песен. Сокрушалась: — Столько знала — из головы повылетели. А в церкви бывало стоишь — так и лезут, удержу нет! А когда я с группой учеников снова пришел в Ольшанку в октябре 1971 года, Анна Мефодьевна приняла нас как дорогих гостей, с истинно русским гостеприимст­ вом... и положила на стол исписанную крупным детским почерком школьную тетрадку (сама неграмотная).