Сибирские огни, 1981, № 11

ЗАПИСКИ ФОЛЬКЛОРИСТА 173 ственное и становятся высшим выражением народного эстетического сознания. Имен­ но таким человеком является Ольшанская песельница Анна Мефодьевна Красникова. Она приехала в Сибирь из Калужской губернии восьмилетней девочкой. В род- , ной деревне было тогда четырнадцать дворов: жили там смоляне, калужане и моги- ляне. Еще девочкой-подростком водила хороводы. Наделенная завидной памятью, она не только помнит все хороводные песни, которые пелись в их деревне или со­ седних деревнях, но и воспроизводит каждое движение, отмечает мельчайшую художе­ ственную деталь. Иногда вспоминает: «Эту песню Могилевские привезли... А эту смо­ ленские пели. Точно: смоленские». Кроме Анны Мефодьевны почти никто р деревне уже не помнит хороводных песен: с начала тридцатых годов хороводов не водили. Старики единодушно говорят о А. М. Красниковой как о наделенной необыкновенным голосом «карагоднице»: «В Абшарове запоет — в Лешанке слышно» (6 км). Среди хороводных песен, напетых Анной Мефодьевной, много несущих следы глубокой древности («Ой, как же мне, маменька», «Селезень мой, селезень мой», «Как задумал наш Дунай», «Таня горой ишла» и др.). В календарных песнях хорошо сохранены архаические черты как в художественно-образной, так и в музыкальной структуре. В колыбельных песнях привлекает поразительное знание детской возраст­ ной психологии и детской эстетики. Отсюда, при кажущейся простоте, богатейший ар­ сенал выразительных средств: картинность, динамизм, доступность образов, рифмы «часты, как звезды», обилие ассонансов и аллитераций. С помощью аллитераций соз­ дается звуковой орнамент, звукопись, некоторые песни даже в простом чтении достигают музыкального звучания. Среди любовных и семейных песен, не исчерпавших свою бытовую функ­ цию и в наши дни, особенно велик удельный вес песен белорусского и украинского происхождения. Все они прошли длительный процесс шлифовки, русификации, но исконно национальные черты сохраняются в музыкальном строе, в поэтической образ­ ности, проявляются в обилии белорусизмов и украинизмов. Из песенного фонда белорусов (могилевских и гомельских) в репертуар А. М. Красниковой пришли песни: «И туда — гора, и туда — гора», «Расцвел терем», «Ходи­ ла-блудила да й Маша по саду»; из песенного фонда украинцев — «Ох водли речки, водли гая», «Коло Дону, ой девчонка гуляла», «Да й чьи ж это сивы волы?», «С-под одной горы ветер вея», «Да й ходил чумак, ходил молоденькай». Интересно, что пес­ ню «С-под одной горы ветер вея» Анна Мефодьевна переняла не от украинцев, а от первого своего мужа, белоруса по происхождению, а в украинской песне «Ох, водли речки, водли гая», наряду с украинизмами (водли гая), встречаются белорусские слова (ведарица, дявчина и др.), в песне «Да й чьи ж это сивы волы?» — «от прихо­ дить» и «карай ж вочки». Иногда в одной и той же песне звучат слова то в русском, то в украинском или белорусском произношении (наступает и наступая, наступаить; лежить и ляжит; ходил и ходыл; да и та, ды и др.). Песни белорусского и украинского происхождения составляют половину реперту­ ара любовных и семейных песен русской лесельницы. Для нее эти песни давно стали не только русскими, но и ее собственными. Единственным критерием отбора их для своего репертуара для А. М. Красниковой был ее эстетический вкус. Песельница ревниво следит, чтобы перенятые от нее песни не искажались, не переделывались, но за собой она оставляет прево в случае надобности, для большей художественной выразительности, для усиления эмоционального воздействия вносить изменения и добавления. Так в «калужскую» песню «Посылала Ваню мать» она вводит названия местных населенных пунктов: Распроклятое селенье — Все Долговская деревня. Не грех тюрьмой назвать. А хорошее селенье — Все Лешанская деревня. Не грех Москвой назвать. В репертуар А. М. Красниковой не могли не проникнуть городские песни. Но и здесь налицо избирательность. Иногда, высоко оценивая музыкальные достоинства